Дом в Цибикнуре

Вон Аркаша, Шура, Генка. Они уже вместе с куптурскими мальчиками. Вот повытаскивали из карманов разные железки, гвозди, гайки, камешки. Показывают друг другу. Прищёлкивают языком. Между собой обмениваются. Спорят. И вдруг всей ватагой сорвались и убежали за школу.

Вот Клава спокойно, медленно, вразумительно что-то объясняет двум девочкам с пышными розовыми оборками на подолах. А те почтительно её слушают и обе разом кивают головами в розовых платочках.

Глядите-ка, глядите, уже беленькая Нюрочка вертится, охорашивается и хвастается своим новым — представьте себе! — бумазеевым платьем.

Директор школы, гладко, волосок к волоску, причёсанная, с озабоченным видом ходит по школьному двору, то скрываясь внутри школы, то снова появляясь на крыльце. Кажется, очень, очень строгая. Вот здоровается с ребятами. Смеётся. Нет, кажется, не строгая, а добрая…

Но вот уже к самой Кате подходят знакомиться три девочки в пёстрых передниках с такими смешными крылышками на плечах. Им нужно знать и как зовут Катю, и сколько лет Кате, и в котором классе она будет учиться, и откуда приехала она в их края.

И Катя обо всём обстоятельно рассказывает: и как её зовут, и откуда она прибыла, и почему ей придётся учиться не в шестом классе, а в пятом, хотя ей уже исполнилось тринадцать лет…

А вон уже со всех ног к ней летит Мила, красная, толстая, запыхавшаяся.

— Катеринка, — издали сердито кричит она, — ну что ты зеваешь? Бегом в класс! Сейчас распределяем парты — кому где сидеть… А я разве знаю, где тебе захочется?

И следом за Милой Катя подбежала к настежь открытой двери своего уже не будущего, а теперешнего класса. Золотое солнце вливалось через все окна и освещало класс, его стены из круглых, крепких брёвен, на которых играли прозрачные капельки смолы; и черную доску на стене, тоже блестевшую матовым глянцем; и парты, такие гладкие, лакированные и, должно быть, тёплые, нагретые солнцем; и столик учителя с отодвинутым стулом; и чернильницу на столе, от которой прыгал и дрожал быстрый лиловенький зайчик; и ребят, которые были в классе, которые шумели, смеялись, спорили, разговаривали… Всё это было знакомое, своё, такое милое и привычное!

— Мила! Мила! — крикнула Катя, останавливаясь на пороге класса. — Занимай вон ту, у окошка… Там солнце!

Все обернулись и посмотрели на Катю. Какой у неё был звонкий, не Катин голос!

— Чур-чур-чура! Только не эту! — крикнула Нюрочка, быстро усаживаясь на другую, соседнюю парту и шлёпая ладошками по откинутой крышке. — На этой я буду сидеть…

— А я как же? — выискивая глазами подходящую парту, бегала по классу Анюта. — Если я близорукая? Я ничего не увижу на доске с последних парт. Как же я?

— Тогда садись на мою, на первую, — сказал мальчик в жёлтой рубахе. — Садись, садись… Я-то хорошо всё увижу и с последней…

Когда Катя уселась на своё место у окна, рядом с Милой, она вдруг поняла, что никакой новой школы нет и не было. Она поняла, что эта школа совсем такая же, как и прежняя. И хотя между двумя школами, может быть, тысячи километров, но ведь эти обе школы, и та и эта, они обе находятся на одной и той же земле, на советской земле, так какая же между ними может быть разница?

Она уже твёрдо знала, что учителя в этой школе, даже самые строгие, не станут её бранить, если первое время она будет плохо отвечать уроки, если многое перезабыла, если после болезни ей будет трудно. Они поймут — не её в этом вина, и помогут ей во всём. И все ребята, даже самые насмешники, не будут над нею подтрунивать, если первые дни она будет истуканом стоять у доски, опустив руки, и ничего не сможет ответить ни про простые дроби, ни про десятичные. И они поймут — не виновата она в этом, и помогут ей во всём.

— Катеринка! — вдруг воскликнула Мила, рассматривая Катю удивлёнными глазами. — Ребята, гляньте-ка! У нашей Катюшки волосы закурчавились… Как это я прежде не замечала? И возле ушей колечки, и на макушке, и на лбу. Всюду колечки!

— Вот те раз! — тоже удивился Аркадий, рассматривая Катю сбоку. — Я только сейчас заметил. Ведь ты вроде меня, с рыжинкой…

— А мама меня всегда рыжуткой звала! — сказала Катя и засмеялась.

И вдруг зазвенел звонок. Строгий, требовательный школьный звонок, возвещающий начало первого урока в новом учебном году.

В классе стало тихо. Дверь открылась, вошла учительница, и все встали. Урок начался.

А где же Наташа?

Катя повернула голову и поискала глазами.

Где она? С кем? На какой парте?

Наташа сидела почему-то одна и на самой последней парте, у стены, хмурая и безразличная, ничего не замечая вокруг себя. Она медленно водила пальцем по чёрной покатой крышке…

«Почему же она одна? Нет, это плохо, что она одна. Или пусть она пересядет к Миле, или пусть я пересяду к ней, или по-другому…» подумала Катя, ещё раз оборачиваясь к Наташе.

Глава 27. Осень

Вдруг сразу наступила настоящая осень, холодная и дождливая. Ветром нагнало полное небо туч, и на землю, как из частого сита, заморосили быстрые и мелкие ледяные капли.

Ночью дождь хлынул проливным осенним ливнем, и кругом всё стало неузнаваемо.