Дом в Цибикнуре

Потом Наташа и Катя перелезли в свои кровати, расправили одеяла и улеглись.

— Даже странно, — прошептала Катя, — даже странно и не верится, что это наш последний вечер здесь.

И вдруг Наташа порывисто поднялась и села.

— Катя, — сказала она, — знаешь, я лучше тебе сейчас скажу. Прямо сейчас. Только ты не обижайся.

— Нет, — с удивлением проговорила Катя, — я не обижусь.

— Знаешь, Катя… только прошу тебя, пожалуйста, не обижайся… Знаешь, Катя, я отсюда никуда не уеду…

— Наташа! — Катя вскочила и вся повернулась к Наташе. — Наташа… Почему?

— Нет, только ты ничего плохого не думай. Я просто не могу отсюда уехать… Нет, не могу я уехать из нашего дома! И потом, я ведь послала бабушке письмо, и может сюда притти ответ, и…

— Наталья! — вдруг строго прикрикнула Мила. — Наталья, не дури!

— И ничуть я не дурю! — воскликнула Наташа. — Чем же я дурю? Если я так решила.

— Наташик, — на всю спальню взвизгнула Анюта, — значит, ты остаёшься с нами! — И она, перепрыгивая через все кровати, кинулась к Наташе.

Глава 43. Солнечное утро

Чайка стояла у крыльца и, переступая с ноги на ногу, терпеливо ждала: скоро ли наконец замолкнут эти бесконечные прощальные возгласы и кучер Ксения прикажет трогать?

Катя, закутанная поверх шубы, шапки и платка ещё и одеялом, сидела в санях, около своей мамы.

Уже она в который раз поклялась писать всем и каждому не меньше чем по два письма в неделю. Уже Анюта, проливая горькие слёзы, твердила, что просто не переживёт этой минуты. Уже у Милы вдруг начался сильнейший насморк и она потребовала у Клавы носовой платок, но почему-то стала тереть не нос, а глаза. И Женя Воробьёв с насмешкой повторял, что в жизни не видал столько нежностей… Уже по крайней мере десятый раз младшие мальчики Борис и Николка пристраивались на сани, чтобы прокатиться до ворот, а Галина Степановна десятый раз сгоняла их с саней, уверяя, что они свалятся.

И Ольга Ивановна напоследок сунула ещё один свёрток с какими-то бутербродами: кто их знает, сколько они будут в дороге, и как у них будет с поездами, и как они достанут билеты.

Уже из кухни пришли прощаться оба повара, и было странно видеть их в белых фартуках тут, возле саней, а не у жаркой плиты с десятью конфорками.

И все малыши-дошколята были тут же и на разные голоса выкрикивали прощальные слова.

И Софья Николаевна последний раз деловито закутывала Катю в одеяло, подтыкая со всех сторон, чтобы нигде не поддувало.

Наконец Клавдия Михайловна сказала:

— Ну, трогай, Ксения! Хватит их морозить…

Тут Ксения зачмокала, защёлкала языком, затрясла вожжами, и Чайка, разок-другой дёрнув сани, с трудом тронула с места: пока шло прощанье, полозья успели основательно примёрзнуть.

— Счастливой дороги, Катюша! А вам желаю удачи и много-много счастья, Ирина Сергеевна! — сказала Клавдия Михайловна. — Не забывайте наш дом…

Сани тронулись.

— И я с ними кусочек поеду, можно? — закричала Наташа и кинулась на сено, прикрывавшее Катины ноги.

Ворота им открывал Аркадий. Он широко распахнул обе створки.

— И я тоже прокачусь, — сказал он, присев на сани.

Ксения прищёлкнула языком:

— Эй, милая!

И Чайка рысцой свезла сани с пригорка, на котором стоял дом.

Солнце светило им прямо в глаза, ярко и сильно, хотя утро было очень холодное и высокое февральское небо казалось звонким от мороза.

И всё-таки, несмотря на этот крепкий мороз и несмотря на сплошные снежные сугробы, укрывшие землю, в это солнечное утро впервые запахло весною. Это был неуловимый, чуть заметный и всё-таки ясный запах наступающей весны…

Наташа, поглядев на солнце, на небо, потёрла рукавицей защипавшие на морозе щёки и втянула в себя этот первый запах весны.

— Катюша… — Она посмотрела на Катю. — Знаешь, если закрыть глаза, честное слово, можно подумать, что сейчас запоют птицы! Так пахнет, будто скоро весна, правда? Аркаша, правда?

— Ну нет, — засмеялся Аркадий, — до весны ещё далеко! Ещё весь февраль, и весь март, и в апреле бывают ещё какие заморозки… Какая там весна!

— А всё-таки, — не унималась Наташа, щурясь на солнце, — неужели вы не слышите? Нет, ты, Катюша, понюхай, подыши носом… Вот так.

Аркадий засмеялся. Но Катя посмотрела на Наташу и так же, как она, сморщила складочками переносицу и стала изо всех сил тянуть в себя свежий зимний воздух, пропитанный чистотой снега.

Наташа весело и выжидательно на неё поглядывала, склонив голову набок.

— А ведь правда, — согласилась Катя. — Когда мы стояли на нашем крыльце, с одной сосульки мне прямо упала капля… Такая большая и мокрая капля.

— Вот видишь! Вот видишь! Я же говорю, пахнет весною. Раз с сосулек капает, весна недалеко.

На повороте дороги, там, где кончалась деревня и начиналась ослепительная, вся залитая солнцем, блестящая снежная равнина, они слезли с саней. Катя и Наташа поклялись писать как можно чаще и не забывать друг друга.

— Помни, Наташик, — сказала Катина мама, — если надумаешь приехать, наш дом — это твой дом!

Наташа весело тряхнула головой и сказала:

— Обязательно, обязательно. Я приеду к вам в гости вместе с Аркашей. На летние каникулы. Аркадий, да?