Дом в Порубежье

Теперь, спускаясь утром на дно, дед останавливался возле полурыбы-полуконя и «осматривал ее». Однажды он обнаружил, что у нее отклеился хвост скумбрии, и он тут же все исправил, прикрепив его на прежнее место при помощи каболки. Иногда он похлопывал своей огромной ручищей по конской голове и бормотал, сам того не замечая, когда от его прикосновений она тихо подпрыгивала: «Тпру, кобылка!» Порой, когда он в своем громоздком костюме проходил мимо нее, небольшой водоворот воды в его «кильватере» разворачивал полурыбу-полуконя прямо на него; немного покачавшись, она медленно удалялась обратно в тишину; дед же стоял и смотрел на нее, напрягая помимо своей воли слух в этом царстве безмолвия.

Так прошло два месяца, и дед почувствовал, что у него не все в порядке со здоровьем. Однако признаки ухудшающегося самочувствия не испугали его, а только принесли ему бесконечное удовлетворение — осознание того, что он, возможно, «скоро увидит Небби». Впрочем, эта мысль, так и не став до конца осознанной, никогда не была произнесена им вслух. Тем не менее она нашла свое выражение в чувстве слабого удовлетворения, о котором я уже говорил и которое внесло успокоение в душу деда; однажды он, работая на дне, поймал себе на том, что напевает, сам того не замечая, старинную балладу о полурыбах-полуконях.

Он тут же замолчал, пронизанный мучительными воспоминаниями, а затем, повернувшись, уставился на полурыбу-полуконя, маячившей смутной тенью в неподвижной воде. В тот момент ему показалось, что в окружающей его молчаливой пучине он слышит слабое эхо пропетой им песни. Однако он ничего не увидел и, убедив вскоре себя в том, что ему это лишь послышалось, вновь приступил к работе.

В то утро старик не раз ловил себя на том, что напевает эту старинную балладу, и каждый раз, пронзенный болью воспоминаний, пробуждаемых старой песней, он яростно сжимал губы; но вскоре все забывалось, и старый Закчи, которым вдруг овладевала уверенность, что он слышит эту песню, доносящуюся откуда-то из вечных сумерек подводного мира, начинал напряженно вслушиваться. Он, дрожа, поворачивался и устремлял свой взор на полурыбу-полуконя; однако ничего нового там не было, и он уже не был больше уверен, что что-то слышал. Это повторилось несколько раз, и каждый раз дед неуклюже распрямлялся в воде и вслушивался с напряженным вниманием, граничившим с отчаянием.

Во второй половине дня дед опять что-то услышал, но на сей раз не доверился своему слуху и угрюмо продолжал работать. Но затем, вдруг, все сомнения пропали… пронзительный, нежный детский голосок пел эту песню где-то в серых сумерках, где-то вдали за его спиной. Он с поразительной ясностью, несмотря на окружающую воду и шлем, слышал его. Этот звук он бы услышал через все горы вечности. Весь трясясь, он оглянулся назад.

Этот звук, казалось, исходил из сумерек за небольшой рощицей подводной поросли в ближайшей на морском дне долине, откуда беззвучно поднимались их корни.

Когда дед смотрел туда, все вокруг него погрузилось в удивительный и ужасный мрак. Он тут же рассеялся, и Закчи вновь видел все вокруг себя, но как-то, можно сказать, иначе. Пронзительный нежный детский голосок замолк, но позади полурыбы-полуконя что-то появилось… небольшая подвижная фигурка, заставлявшая полурыбу-полуконя качаться и подпрыгивать на привязи. И вдруг эта маленькая фигурка оказалась верхом на полурыбе-полуконе, а сам конь не на привязи, и две мелькающие ножки пришпорили его на морском дне в направлении деда.

Деду показалось, что он встал и побежал навстречу мальчику, но Небби увильнул от него, полурыба-полуконь сделала красивый курбет, и мальчик тут же начал скакать галопом вокруг деда, напевая;

И вот мы под водой, ребята.
Где скачут дикие кони.
Кони с хвостами
Громадные, как старые киты,
И прыгают вокруг один за другим,
И когда говоришь «тпру!»,
Эти дьяволы удирают!

Безмерное ликование слышалось в голосе синеглазого малыша, и вдруг дед почувствовал себя необыкновенно молодым, и непонятная радость овладела им.

7

На палубе судна Неда и Бинни терзали сомнение и беспокойство. Всю вторую половину дня погода портилась, и теперь на них стремительно надвигался ужасный, черный шквал.

Время от времени Бинни пытался подать старому Закчи сигнал, чтобы он поднимался; однако дед обмотал вокруг выступа горной породы, поднимавшейся на дне моря, спасательный трос, и Бинни, поскольку второго комплекта водолазного снаряжения на борту не было, был не в силах что-либо предпринять. Все, что эти двое мужчин могли сделать, — это, запасшись терпением, страдая, упрямо вращать рукоятку насоса и ждать сигнала, который старый Закчи так никогда и не подаст, ибо в эту самую минуту он неподвижно сидел, прислонившись к выступу, вокруг которого обмотал спасательный трос, чтобы Бинни не сигналил ему, как повелось у последнего, когда дед без всякой причины задерживался внизу.