В стороне от дороги в полном небрежении пребывали покосившиеся остатки деревянных построек.
Он пересёк гравийную дорожку, едва различимую среди сорняков. Бледный свет луны отражался от высоких окон, похожих на глаза слепца.
Ряд широких, усыпанных опавшими листьями ступеней вёл к террасе, окружённой каменной балюстрадой. Наверху, за широкой верандой, в гранитной стене была прорезан проём, в два раза шире и выше обычной двери, прикрытый заржавленной металлической дверью. Над дверью располагался полукруглый витраж. В центре двери находился богато украшенный запор в виде головы грифона.
Мэллори обхватил его, повернул, дверь распахнулась, и он вошёл в обширный холл, на стенах – нарисованные цветы, облупившиеся позолоченные рамы обрамляли потускневшие зеркала, с потолка свисала антикварного вида люстра. А на полу, прямо возле ног, лежал мертвец.
Где-то в доме однообразно стрекотал сверчок. Медленно и упорно капала вода. Ветер грохотал под широкими карнизами. Мэллори обошёл труп кругом, одна рука покойника была отброшена в сторону, голова повёрнута набок, волосы длинные, глянцево-чёрные, кучерявившиеся на мощной шее. Одет мертвец был в длинный плащ бутылочно-зелёного цвета, узкие рыжеватые брюки, блестящие черные ботинки, длиной до середины голени. На манжетах и горле виднелись смятые кружева. Умер он, как прикинул Мэллори, не раньше, чем несколько дней назад, щёки ввалились, лицо приобрело зеленоватую бледность, но разложение ещё не началось.
Он прошёл дальше, в большую комнату, наполненную тенями. Звёздный свет лился через высокие окна, занавешенные полусгнившими шторами. Потрескавшийся и вздувшийся паркет местами прикрывали остатки ковров. Выцветшие обои в стиле барокко свисали со стен, покрытых тёмными деревянными панелями. Были там и картины в массивных рамах, изображавшие мужчин и женщин в старинных костюмах. По комнате были расставлены тяжёлые стулья и диваны, их обивка разлезлась и превратилась в лохмотья, через которые виднелись ржавые пружины и выцветшая набивка. Пока Мэллори пересекал эту комнату, направляясь в следующую, дорогу ему перебежала мышь. Следующая комната, в которую вела арка, была заставлена книжными полками, на которых громоздились перепачканные тараканами книжные корешки. Бумаги валялись на сгнившем ковре, среди лоскутов пыли. Порывы холодного ветра, проникавшего через выбитое окно, почти полностью заглушались листвой большой ветви, проросшей внутрь.
Парадная лестница, широко изгибаясь, вела на второй этаж. Высокие спальни, расположенные там, были обставлены в том же вычурном стиле и пребывали в том же упадке, что и комнаты внизу.
В задней части дома Мэллори обнаружил кухню с высокими деревянными стойками, угольной плитой и ручным насосом, стоявшим рядом с чугунными раковинами. Дверь кухни выходила в задушенный сорняками сад с тропинками и фонтаном, почти скрытом за разросшимся кустарником. Дерево толщиной в фут проросло сквозь разломанные плиты террасы. Дальше сквозь растительность, высотой до плеч стоящему человеку, виднелись руины беседки.
– Чтобы это значило? – вполголоса задал Мэллори вопрос сам себе. – Что это за место? Я бывал здесь раньше?
Он повернулся и стал рассматривать высокую, узкую, выкрашенную коричневой краской дверь в стене, обитой планками шириной в дюйм. Он попробовал повернуть большую коричневую фарфоровую ручку. Дверь открылась внутрь, за ней обнаружилась пыльная площадка и пролёт крутых деревянных ступеней.
Мэллори стоял, всматриваясь в полнейшую темноту, царившую внизу. Сырой запах влажной кладки и ядовитых грибов достиг его ноздрей.
– Привет, – позвал он. – Есть кто дома?
Голос вернулся приглушённым эхом. Он чувствовал себя совершенно нереально, словно в бреду.
– Далековато забрался, – пробормотал он. – Могу уж увидеть всё.
Нетвердой походкой, вцепившись в изношенные деревянные перила, Мэллори стал пробираться по ступенькам. На полпути вниз ему пришлось остановиться и подождать пока пройдёт головокружение. На дне кармана он нащупал коробок спичек. С трудом он зажёг одну из них. В неверном свете он разглядел каменный пол, корпус древней угольной печи, бак для угля позади неё, и в дальней стене этой, похожей на пещеру кладовки, маленькую, обитую железом дверь из толстых досок.
– Вот туда, – прохрипел он, когда спичка мигнула и погасла.
Он зажёг ещё одну и, пробравшись мимо гнилых деревянных ящиков, повернул большую железную ручку. Он подалась с сухим скрежетом заржавленного металла. Дверь распахнулась, открыв взору комнатушку с полками, заставленными стеклянными банками с завинчивающейся крышкой. Некоторые из банок лопнули, их осколки лежали вперемешку с дёгтеобразными остатками содержимого.
– Чулан, – пробормотал он. – Джем и желе вроде тех, что делала мама.
Резкий щелчок, словно хорошо смазанный металлический предмет встал на предназначенное ему место. На дальней стене образовалась полоса света, становящаяся всё шире по мере того, как одна из панелей мягко сдвигалась прямо внутрь каменной стены.