Дом в Лондоне

У Лидочки словно гора с плеч свалилась. Ей все казалось, что у нас дома следователь давно бы уж все сообразил, вычислил, но психология английского инспектора была настолько чужой и путь его мыслей был настолько непонятен, что Лидочка допускала: он не видит некоторых давно ставших для нее очевидными доказательств вины краснодарских родственников.

Они оказались хитрее Слокама, а ей, Лидочке, заниматься подсказками не к лицу. Может быть, англичанка на месте Лидочки давно бы уже сообщила инспектору о своих подозрениях, но русские люди воспитаны иначе. Для англичанина инспектор – представитель обязательной и в принципе справедливой власти. Для русского милиционер или следователь – представитель власти неправедной и фигура чаще всего доверия не заслуживающая. Свидетель может быть более заинтересован в справедливости, чем следователь. И лучше промолчать…

Какая еще нация могла придумать поговорку «От сумы и от тюрьмы не зарекайся»? Ведь для нормального европейца совершенно естественно, что, если он честно трудится, никто не может его ложно обвинить и посадить в тюрьму, тем более обобрать.

– Вы предпочитаете беседовать в Скотленд-Ярде? – спросил Слокам. – Там мы найдем переводчика.

– Нет, – решительно заявила Валентина. – Мы хоть Лидии и не доверяем, но вашему еще больше не доверяем. Давайте дома разговаривать.

– И вы увидите, – пригрозил Василий, не вставая, – вы еще как увидите, что нельзя нападать на невинных людей.

– А для них, – сказала Валентина, – что виноватый, что безвинный – одна песня. Им план по убийцам выполнять нужно. Вот и объединяются империалисты с нашими дерьмократами.

Лидочка поняла, что к мерзкой разновидности демократов относится именно она. Грустно, но никуда не денешься.

– Мы можем начать? – спросил Слокам.

Он поставил на стол диктофон и произнес:

– Настоящая беседа не является официальным допросом и не может считаться свидетельством для суда. Мы намерены рассматривать ее в качестве предварительной беседы с супругами Кошко, которым я, инспектор полиции Слокам, высказал свои подозрения. Я допускаю, что они могли совершить убийство миссис и мистера Кошко, ибо имели к этому возможности и мотивы. Беседа фиксируется на магнитофон. Вы не возражаете против магнитофона?

– А нам что возражай, что не возражай – все равно свою линию будете гнуть, – сказала Валентина. – Но учтите, что наша Родина нас в беде не оставит. Клевещите, клевещите…

Слокам согласно кивнул и невинным голосом задал совершенно неожиданный для Лидочки, но, как оказалось, весьма плодотворный вопрос:

– Зачем вы подложили в машину носовой платок мисс Кошко?

– Как так подложили? – удивилась Валентина.

Конечно, допрос, который следователь ведет через переводчика, выгоден для его жертвы. У нее вдвое больше времени на то, чтобы продумать ответ.

– Капнули на сиденье кровью, – продолжил инспектор, – повозили по нему платком Ирины и оставили его в машине. Затем дали понять как миссис Берестоу, так и мне, что этот платок вы подарили Ирине, так что никаких сомнений в принадлежности платка не оставалось.

– Так мало ли кто мог подбросить его в машину! – возмутилась Валентина. – Мало ли какая подлая душа могла пойти на ущерб нашему ребенку!

Инспектор ничем не выказал своего отношения к ответу и сразу же спросил:

– Какие машины отъезжали сегодня ночью от дома? Вы же сказали, что видели машину?

– Не видела, а слышала, – уточнила Валентина. – И могла ошибиться.

«Надо бы Слокаму допрашивать их по отдельности», – подумала Лидочка.

Но инспектор был уверен в себе.

– А может, никакая машина не отъезжала? – спросил Слокам.

– А может быть, – согласился Василий. – Мы люди немолодые, изнервничались.

– Вы знаете, каким образом были убиты господин Кошко и его так называемая жена?

– Нет, – твердо ответила Валентина. – Нам смотреть не хотелось. Это ваша Лидия смотрела, она лучше знает.

Слокам кивнул и продолжал:

– Они зарезаны. Зарезаны кинжалом или ножом. Большим ножом. Что вы думаете по этому поводу?

И тут Лидочка вспомнила, чего не хватает на кухне.

Раньше там, на стене, висела доска с набором кухонных ножей разного размера. И теперь она пропала.

Надо встать и еще раз заглянуть на кухню. Может быть, ей это почудилось.

– Не видали мы у Иришки большого ножа, – сказала Валентина.

Василий исполнял более пассивную партию. Он был обижен и лишь изредка бурчал.

– Почему вы говорите о Ирине? – удивился Слокам.

– А вы разве не ее имеете в виду?

– Нет, – ответил Слокам. – Сейчас я допрашиваю вас.

Валентина помахала указательным пальцем перед носом инспектора.

– Не хитри, – сказала она. – Сам-то к Иришке подбираешься. Я всю твою игру насквозь вижу. Но я повторяю и на любом суде повторю: если Иришка кого и убила, то только в состоянии умственного напряжения. Ее нельзя судить за сознательное убийство. Кровавая месть – тут любой суд оправдает.

Лидочка кончила переводить, поднялась и пошла на кухню.

– Вы куда? – спросил Слокам.

Лидочка не ответила.