Дом, в котором живёт смерть

— Как вы помните, — указал дядя Джил, — свидетели разошлись во мнениях, что у Серены было накинуто поверх пижамы. Дэйв Хобарт и Айзек, шофер, говорили о пеньюаре такого темно-синего цвета, что он казался почти черным. С другой стороны, Катон говорил, что это был домашний халат. Я дал понять вам, что могло быть и то и другое. «Или же…» — добавил я, но не высказал предположение, которое пришло мне в голову. На самом же деле я имел в виду, что, возможно, в силу вполне понятных причин на Серене не было ни пеньюара, ни халата…

— В силу понятных причин? — растерянно откликнулся лейтенант Минноч.

— Да, и весьма понятных. Теперь посмотрим, что же на ней в самом деле было.

Сгорбившись, Джилберт Бетьюн углубился в гардероб, нагнулся и вытянул нижний ящик справа. Из него он извлек и поднял перед глазами Джеффа и лейтенанта женский вязаный шерстяной свитер черного цвета, который был измят и основательно испачкан землей.

Из левого кармана свитера, который он торопливо вывернул, Джилберт Бетьюн извлек пару темно-коричневых перчаток, тоже довольно грязных.

— Ну? — задал он вопрос.

Шторм подбирался все ближе. Хотя все портьеры были задернуты, было слышно, что гул ветра превращается в рев, а за раскатами грома следуют ослепительные вспышки молний.

Лейтенант Минноч, который, казалось, потерял способность трезво соображать, мог только молча взирать на свитер, который продолжал держать дядя Джил.

— Значит, это на ней и было, да?

— Да, Гарри. Сейчас это признал и Дэйв Хобарт. Потому что перед его глазами стало маячить воспоминание, как выглядела Серена в субботу вечером. Хотя Дэйв не может припомнить детали, ведь он так перепугался, что, пытаясь все скрыть, спрятал свитер в этот ящик и соврал относительно того, что на ней было надето.

Вернув перчатки в карман свитера, дядя Джил снова положил все в ящик и закрыл гардероб.

— Послушайте, сэр! — с отчаянием воскликнул Минноч. — Вы хотите сказать, что на ней был не только свитер, но и перчатки? А когда Дэйв снял с нее свитер, то стащил и перчатки и сунул их в карман?

— Нет, — с предельной ясностью ответил дядя Джил. — Несколько ранее Серена сама сняла перчатки. Только будьте любезны, не спрашивайте меня, как я это узнал.

По его мефистофельской физиономии расплылось такое выражение удовлетворения, что она стала едва ли не плутовской.

— Итак, — подвел он итог. — Вы оба видели свитер и перчатки. Вы заметили, в каком они состоянии. Есть ли у кого-либо из вас какие-то соображения по поводу того, что должна была делать Серена? Если у вас нет ответов для меня, может, вы сами себе задаете какие-то вопросы? Гарри?

— Считайте, что я пас, сэр.

— Джефф?

— У меня два вопроса, дядя Джил. Один из них имеет прямое отношение к делу, но вы, скорее всего, завалите меня кучей совершенно загадочных намеков. Второй вопрос, который имеет отношение лишь к одному аспекту этого дела, на первый взгляд кажется настолько несущественным и не важным, что я колеблюсь, стоит ли вообще задавать его.

— Ради всех святых и грешников, — громыхнул дядя Джил, — пусть тебя не смущает и не уводит в сторону кажущаяся незначительность! Если хочешь, выкладывай оба своих вопроса. И начни с того самого, несущественного, в котором, чует мое сердце, кроется что-то важное.

— Да, и отрицать это никто не сможет. Но поскольку я был восемь лет отрезан от местных событий, то предпочитаю спрашивать. Является ли старый Джон Эверард, философ и торговец табаком с Ройял-стрит, 701б, известной личностью в Новом Орлеане?

Дядя Джил сделал красноречивый жест:

— Да, Джефф. Для тех, кто гордится, по крайней мере, своими знаниями, он в самом деле стал широко известной личностью. Джон Эверард интересуется любопытными проблемами, и его язык или перо не знают усталости. Если бы я вспомнил о нем с самого начала, не отвлекаясь на малозначащие материи, я был бы свободен от многих ненужных иллюзий. Впрочем, ладно! Так что у тебя за вопрос, имеющий отношение к делу?

— Вы постоянно утверждаете, — задумчиво произнес Джефф, — что при любом подходе можно найти любые доказательства. Вы убежденно говорили, что тайный любовник Серены и есть ее убийца. И, пытаясь определить его личность, я буквально схожу с ума! — Джефф потряс в воздухе кулаком. — И если имеются данные о его личности, кто же их предоставил?

— Сама Серена.

— Серена?

— Можешь не сомневаться. Джефф, как ты пьешь чай?

— Что?

— Когда тебе предлагают чай, как ты пьешь его? С молоком и сахаром или с лимоном?

— Без сахара и немного молока. С лимоном — никогда. Ну что я вам говорил, дядя Джил? Мы снова вернулись к загадочным намекам!

Джилберт Бетьюн был совершенно серьезен.

— Это не намек. И тем более не загадочный. Это ключ, который все тебе объяснит. Если ты перестанешь чернить своего святого дядю и хоть на секунду задумаешься, можешь не сомневаться, что увидишь эту связь.

— Ну так вот — я ничего не вижу. Кто же этот неизвестный любовник? — возопил Джефф. — Кто он, черт побери? Неужели самоуверенная Серена потеряла сердце и голову? Она потеряла их из-за какого-то ублюдка, который все время скрывается за сценой?