Дом, в котором совершено преступление (Рассказы)

Собаки продолжали отчаянно лаять. Джироламо вслушивался, пытаясь уловить в этом хоре голос своего грифона.

- Ты знаешь, - тихо сказал отец матери, - мне кажется, что дворняжки воют жалобнее, чем породистые.

- Почему?

- Они понимают, что у нечистокровных меньше шансов спастись.

Мать пожала плечами.

- Но ведь собаки не знают, что такое порода. Это только люди понимают.

- Ну нет, они все понимают! Ведь они видят, что с ними обращаются хуже, а тот, с кем плохо обращаются, всегда сначала думает, что в этом виноваты другие, и лишь со временем начинает понимать, что во всем виноват только он сам. Разумеется, родиться ублюдком - в этом еще нет никакой вины, но вина появляется в тот момент, когда с тобой начинают обращаться иначе, чем с другими.

- Ну, это твои вечные тонкости!

Они остановились перед клеткой. В ней сидел рыжий с белыми пятнами пес, совсем еще щенок, смешной и некрасивый, с большими лапами, огромной головой и маленьким туловищем. Он тут же бросился на прутья и, стоя на задних лапах, жалобно и выразительно заскулил, пытаясь лизнуть руку Джироламо и одновременно сунуть ему в ладонь свою лапу. Мать прочитала вслух табличку на его клетке:

- Помесь. Пойман на улице Сетте Кьезе. - Потом, повернувшись к отцу, сказала: - Вот один из этих бедняжек. Но какой уродец! А где эта улица Сетте Кьезе?

- Недалеко от улицы Христофора Колумба.

Щенок выл и лаял и все пытался сунуть лапу в ладонь Джироламо, как будто хотел заключить с ним дружеский союз. В конце концов Джироламо пожал ему лапу, и пес, казалось, немного успокоился. Мать спросила:

- Говорят, дворняжки умнее породистых, это правда?

- Не думаю, но этот слух, конечно, распустили породистые собаки, - шутя заметил отец.

- Почему?

- Чтобы обесценить ум по сравнению с другими качествами, такими, как красота, чутье, смелость.

Они остановились перед клеткой, в которой еле умещалась огромная старая худая овчарка с редкой пожелтевшей шерстью и злыми красными глазами. Стоило Джироламо приблизиться к клетке, как собака, ворча и скаля острые белые зубы, бросилась вперед. Этот внезапный взрыв ярости сделал ее как будто моложе и красивее. Джироламо в испуге отскочил назад. Но в то же время, сравнивая это упрямое рычанье с осмысленным жалобным воем маленькой дворняги с улицы Сетте Кьезе, он почувствовал, что овчарку ему жаль больше: ведь она даже не понимала, что с ней случилось!

- Какая злая! -сказала мать. - А она не бешеная?

- Ну, если бы она была бешеная, ее бы здесь не было. Просто ей не нравится, что ее заперли, вот и все.

Джироламо пристально смотрел на овчарку. Ему казалось, что, отвлекаясь, он забывает о странной тяжести, лежавшей у него на сердце. Потом он понял ее причину: его мучила мысль о грифоне, которого они пока так и не нашли. И неожиданно он спросил:

- Мама, а грифон?

- Придет служитель, и мы все узнаем.

Теперь они стояли перед клеткой, где помещался маленький охотничий пес, тоже не чистокровный. Он лежал на боку, тяжело дыша и вздрагивая всем телом. У Джироламо упало сердце.

- Что с ним? - спросил он. - Он болен?

Мать, подумав, ответила:

- Нет, он не болен, он просто подавлен.

- Почему?

- А тебе было бы легко, если б ты потерялся и тебя увезли далеко от дому?

- Но хозяин придет за ним?

- Конечно, придет.

- А вот и служитель! - воскликнул отец.

Это был блондин с коротко подстриженными волосами, острым носом и яркими синими глазами. Он шел вразвалку и поздоровался с ними, не дойдя несколько шагов.

- Мы пришли за маленьким черным грифоном, помните? - сказала мать.

- Каким грифоном?

- Из клетки номер шестьдесят, - подсказал Джироламо, выступая вперед.

- Вы видели его в шестидесятой? - спросил блондин тягучим голосом, с заметным диалектным акцентом. - Но ведь его там уже нет.

- Вот видишь, мама! -воскликнул Джироламо.

Мать сделала ему знак помолчать и снова обратилась к служителю.

- Мы пришли, чтобы взять его.

- Да, но, так как прошли положенные три дня и сверх того еще два дня, мы... - Блондин, видимо, подыскивал слова, чтобы как-то смягчить ответ, но потом решил сказать правду: - Мы отправили его в газовую камеру.

- Но мы же сказали, что придем за ним!

- Да, синьора, вы это сказали, а сами столько дней не показывались! А у нас порядок строгий.

- Сколько же вы их уничтожаете за неделю? - прервал отец, подходя и предлагая блондину сигарету.

Тот поблагодарил, взял и, сунув ее за ухо, ответил:

- Ну, штук десять, пятнадцать.

Джироламо не понял и спросил с глубокой тревогой:

- А что такое газовая камера?

Мать поколебалась, но потом ответила сухо и назидательно:

- Так как бродячие собаки разносят ужасную болезнь - бешенство, их убивают. Помещают в газовую камеру, и там они умирают без всяких мучений.

- И черный грифон умер?

- Боюсь, что да, - ответил отец, положив ему руку на плечо.

Они направились к выходу. Мать сказала Джироламо:

- Сегодня здесь нет ни одной собаки, которую мне хотелось бы купить. Но на днях мы приедем сюда снова и тогда выберем, хорошо?