Дом в Хамптоне

Оуэн вспыхнул. К нему вернулся гнев и… страх.

— Могу я увидеть его?

— Конечно. Что ты, Оуэн, я же не тюремщик. Он всегда хочет видеть тебя. Он сказал мне: «Если появится Оуэн, пришли его». Он всегда так говорит. Ты его любимец.

— Нет. Луи и Гарри — его любимцы.

Мэтч прищурила глаза и посмотрела на него.

— Эй, ты забыл с кем говоришь, маленький пижон. Я не твоя мать. Я знаю эти штуки. «Бедный маленький Оуэн… Никто его не любит…» Забудь об этом! Ты знаешь, что отец тебя очень любит. Ты это знаешь! Перестань играть в эти игры! У тебя все смешалось в голове. Большинство людей не похожи на меня. Они более вежливы. Они позволят тебе доиграть эту сцену до конца. Но если ты собираешься разговаривать с отцом сегодня, выкинь это из головы.

Оуэн скрестил руки на груди и остался стоять. Никто никогда не говорил с ним так. Он сдержался, пытаясь успокоиться. Она была права.

Мэтч смотрела на него, пуская колечки дыма. Казалось, она не была уверена, как он теперь поступит.

— Ладно, я, может быть, приду позже. — Он опустил голову.

Это был вызов, и она поняла это.

— Так, Оуэн. Ты ненавидишь меня или как?

— Нет, конечно нет! — Казалось еще немного и он разрыдается.

Мэтч вынула сигарету.

— Подойди, спусти затвор на минуту. Здесь так хорошо. Посмотри, как называются эти цветы?

Оуэн сел.

— Одуванчики, кажется.

— Да, одуванчики. Смешное название. Я никогда не знала, как придумывают все эти названия. Гриб, например. Представь первых людей, которые произнесли это. Так противно. То есть, они ведь не выглядели так, что тебе хотелось бы засунуть их в рот. Кто же был тот первый парень, который увидел гриб и подумал: «Хм. Полагаю, если поджарить эту штуку на оливковом масле с чесноком, будет великолепно».

— Великолепно что?

— Гриб.

Оуэн рассмеялся.

— Ты смешная…

Мэтч взяла его ладонь и повернула ее.

— Тебе кто-нибудь гадал по руке?

— Нет.

— Разреши, я посмотрю. Я хорошо гадаю. Я даже могу сказать, долго ли человек будет жить. О! Посмотри на эту линию жизни. Ты проживешь до глубокой старости, парень. До ста лет.

Оуэн оставил ладонь в ее руках. Они были прохладными и мягкими. Они его успокаивали.

Она посмотрела на него.

— Я сидела здесь и думала об одной своей клиентке. Очень славная была женщина. Такие, как она, принимают жизнь такой, какая она есть.

Так вот, однажды я ей делала массаж, и вдруг она заплакала. А она всегда была жизнерадостной. Я удивилась и спросила ее, что случилось. Оказывается, ее отец тяжело болен, и она не знает, выкарабкается ли он.

Ну, у меня-то никогда не было отца. Да и матери по-настоящему не было. Я, как гриб, сама вылезла из земли. И когда она мне все это сказала, мне стало почти смешно. То есть я не понимала, что она там переживает. Но когда она стала рассказывать, как всякий раз, когда она шла к отцу в гости, начинал идти дождь… Прямо чертовщина какая-то: всякий раз в дороге начинался дождь. И она говорит: «Меня это совсем не беспокоило, потому что у отца всегда находился для меня зонтик, когда я уходила. И я всегда возвращалась домой сухая».

Знаешь, Оуэн, когда она мне это рассказала, я вдруг так расстроилась, что заревела, как маленькая. Мне стало понятно, что она потеряет, когда умрет ее старик. Меня, например, всегда мочил дождь, и никто не держал про запас зонтика для Эллен Мари.

У тебя замечательный отец. Он — твой зонтик. Он знает, что тебе наплевать на него, и что ты любишь его одновременно. Все нормально. Это естественно.

Оуэн опустил голову.

— Я не хочу, чтобы с ним это случилось. Почему это должно произойти именно с ним?!

Мэтч придвинулась поближе и обняла его.

— Какой дьявол это знает, малыш? Так это происходит. Хорошие события сменяются всякими мерзостями. Если предположить, что мы можем разгадать это, то давай попытаемся сделать это сейчас. Нам просто надо идти вперед. Будем поддерживать его хотя бы в прежнем состоянии. Это единственный путь, который кажется мне реальным.

Оуэн сел и вытер лицо. Он чувствовал себя намного лучше.

— Я, наверное, сейчас к нему зайду.

— Хорошо. И не отчаивайся, если он покажется тебе маленьким, как бы оглушенным. Дженни дала ему большую дозу обезболивающего. Не принимай это на свой счет.

Оуэн кивнул. Мэтч смотрела, как он идет, и хотела, чтобы Дженни дала бы обезболивающее ей самой.

Глаза Донни были закрыты. Оуэн на цыпочках подошел к кровати, не желая нарушать его покой. Он смотрел на него, надеясь, что тот почувствует присутствие сына. Он был напуган. Оуэн собрал всю свою волю, чтобы просто смотреть на отца, такого слабого, истощенного, беспомощного. Он никогда раньше так не выглядел. Сейчас он казался таким старым, таким маленьким. А ведь его отец был высоким, в прекрасной спортивной форме. Как будто с ним сыграли какую-то злую шутку.

Донни открыл глаза и улыбнулся. Белки его глаз были желтого цвета. Оуэн чуть не закричал.

— Я видел тебя во сне.

— Меня?!

Донни протянул ему свою сухую, костлявую руку. Оуэн взял ее и сел подле него на кровати. Он чувствовал отцовские ребра через одеяло.