— Я молчу, — фыркнула Ленка и отошла к окну, скрывая слезы. А потом резко повернулась и выдала:- Знаешь, я бы тебе помогла. Честное слово, и приглашения бы на бал достала, и, может, посоветовала что-нибудь, но ты же не любишь ее! Понимаешь? Не лю-бишь! Для тебя сейчас началась охота, и это прикольно — загнать такую крупную добычу! Наплести сорок бочек арестантов, а потом, когда тебе поверят, бросить. Это твой стиль, Гаранин! По большому счету тебе никто не нужен! Ты баб использовал, используешь и, хоть женишься на принцессе королевских кровей, гулять не перестанешь! Понимаешь?
— Я тебя услышал, Лена, — тихо заметил Арсений, вглядываясь в зареванное круглое личико. — Мне все понятно. Не надрывай горло и легкие.
Он спокойно вышел в коридор, натянул куртку и вышел за дверь. На улице остановился, вдохнул воздуха и задумался, что делать дальше. Из подъезда следом выскочил Вадим.
— Не слушай ее, глупая баба, — поморщился он, хотя Арсений точно знал, что Пряшников гордится женой и дурой не считает.
— Ничего страшного, — отмахнулся он и зашагал прочь.
— Джин, — догнал его Вадька, пошел рядом. — Ну хочешь, я Светкин номер найду в телефоне жены, тебе сообщу. Позвонишь, поговорите…
— Пустая затея, — скривился Гаранин. — Можно только один раз позвонить, потом она в черный список внесет.
— Ну да, — пожал плечами Вадим и поежился от холода.
— Возвращайся, Вадик, — примирительно заметил Арсений. — Вон Ленка в окне торчит, тебя ждет.
Пряшников обернулся и, махнув жене, продолжил идти рядом.
— Если бы знать, что ты серьезно настроен…
— Ты за себя точно не знаешь, — пробурчал Гаранин. — Вот завтра встретишь другую и уйдешь о Лены. Что тогда?
— Я не ищу развлечений на стороне и не собираюсь…
— Я тоже не собирался, тем более после Полины, — хмыкнул Арсений. — Но появилась Света и все пошло кувырком. Мне без нее жить не хочется, а ты говоришь: «Бабы!».
Гаранин хлопнул бывшего друга по плечу, пробурчал что-то в знак прощания и ринулся прочь. Лишь пройдя почти весь Арбат, он осмотрелся по сторонам. Возвращаться к метро не стал: дойти до своего бывшего дома выйдет быстрее. Он прошел мимо памятника Окуджаве. Помедлил лишь на секунду около поэта, щуплого и ссутулившегося. Рядом кто-то из молодежи читал стихи. Что-то о любви. Арсений поморщившись, будто от зубной боли, свернул в какой-то переулок и медленно побрел к брату и его жене. Он шел тихой улицей, вглядываясь в огороженные дворы, окруженные сталинками. Замечал, как с деревьев валятся последние комья талого снега, и старался обойти глубокие лужи, дабы не прийти в гости с мокрыми ногами. Пару раз улыбнулся мелким собачонкам, вышедшим погулять и
поджимавшим лапки на мокром тротуаре. А потом в соседнем дворе скользнул взглядом по пустой детской площадке и замер, заприметив на лавке фигуру, показавшуюся знакомой. Пока Арсений
колебался, подойти или нет, воротца двора распахнулись перед белоснежным Порш Кайеном. Гаранин посторонился, пропуская машину, а потом сделал шаг. И пока ворота не закрылись, решительно прошел внутрь. Спокойно уселся на лавку рядом и осведомился как ни в чем не бывало:
— Не помешаю?
— Сиди, раз пришел, — хмыкнул Виктор Николаевич Пахомов, высматривая что-то в доме напротив.
— Мы с вами не знакомы, — попробовал объясниться Гаранин, но Пахом его перебил.
— Да я знаю, кто ты, — отмахнулся он. — Досье читал на тебя. Скоро сниться начнешь…
— Я наломал дров, — пробурчал Арсений. — Мне без нее плохо, а как подступиться, не знаю.
— Поезжай, объяснись, — нехотя заметил Пахомов, не отводя взгляда от объекта созерцания. — Может, простит тебя…
— Как объясниться? — ухнул Арсений, понимая, что зря обратился к Светиному крестному.
— Ртом, баклан, — криво усмехнулся Виктор Николаевич. — Открываешь рот и начинаешь излагать. Есть еще язык жестов, но я бы не советовал…
Гаранин, не обратив внимания на усмешку, вскинулся нетерпеливо:
— Да я не знаю, как подступиться! Любые признания обесцениваются ее богатством. И кто угодно ткнет в меня пальцем и обвинит в корысти!
— Я, например, — согласился Пахомов и, наконец, соизволил глянуть в лицо. — Что-то ты помятый весь и выглядишь как больной, — протянул он небрежно и добавил сгоряча: — Побрейся, подстригись и подумай, как вернуть любимую женщину. Если любишь, конечно…
— У меня есть план, — пробурчал Арсений. — Но он фантастический, — заметил скривившись.
— Полететь на машине времени в прошлое и самому себе дать подзатыльник? — с хитрым прищуром осведомился Пахомов.
— Если бы, — отмахнулся Гаранин. — Будь такая возможность, я бы ей воспользовался не задумываясь.
— Просто, чтобы огрести от самого себя? — снова хмыкнул Пахомов и глянул внимательно.
— Да нет же, — в сердцах бросил Арсений, понимая, что это его единственный шанс достучаться до Светы, пусть даже через посредника. — Я испугался, услышав о ребенке. Начал чушь всякую пороть.
Мне бы отдышаться и подумать немного. Но не получилось! Кто же знал, что вы за ней прилетите.