Дом у Синей горы

– А это мысль, – сказал Никита и Аваг просиял от того, что смог чем-то помочь, – только я не знаю – поступила она или нет? Если поступила, то искать будет сложнее, город большой.

– А ведь у нас есть педучилище, – вдруг сказала баба Маня, – ты в него то звонил, а, Никита?

– Не звонил, – ответил Никита и, вдруг, почувствовал, что пазл начинает складываться, – я только на букву "Ш" все школы выписал. А сколько сейчас времени?

– Да ты что, внучек, ночь уже, – всплеснула руками баба Маня, – ложись спать, утро вечера мудренее. А мне нужно пирожки на завтра стряпать начинать…

Никита встал рано, услышав, как баба Маня вернулась с вокзала. Он пил чай на кухне и пытался читать книгу. Но мысли всё время возвращались к настоящему.

Интуиция подсказывала ему, что ехать сегодня на другие станции не придётся. Время до девяти утра бежало томительно медленно. Наконец, можно было звонить.

– Да, училась такая, закончила в прошлом году, – говорит в трубку голос пожилой женщины, – но телефон дать не могу, не положено.

Никита бросился одеваться. Он пойдёт к ним и расскажет свою историю, как рассказал бабе Мане и Авагу, и они всё поймут и не смогут остаться равнодушными.

С порога, уже одетый, он решил позвонить ещё раз. В трубке – молодой женский голос.

– Девушка, пожалуйста, дайте мне телефон Алисы, которая у вас училась в прошлом году, она мне очень нравится!

– Но я не знаю, – отвечает голос, – сейчас спрошу у Тамары Ивановны…

– Не спрашивайте у неё! Вы лучше в журнале посмотрите. Пожалуйста!

Минуты три Никита ждал, затаив дыхание. И вот, наконец, он записывает свои заветные шесть цифр.

– Алисы нет дома, она на работе, – говорит в трубке женский голос.

– В какой школе? – в волнении спрашивает Никита.

– Почему в школе? – удивляется голос, – в Старом театре…

Дом у Синей горы

В предгорьях, в живописном местечке, где с одной стороны – горы, с другой – лес, а рядом – ручей, стоит деревянный дом. От него вниз спускается дорожка к горному курорту – небольшому, опрятному посёлку, состоящему из дома отдыха, десятка коттеджей, спортивной базы, магазина и кафе.

Летом в нём собираются альпинисты, туристы и любители сплава по горным рекам. Зимой – горнолыжники и любители зимнего туризма. Весной и осенью жизнь в городке практически замирает…

Никита, по привычке, проснулся рано. За окном зимняя тьма только начинала рассеиваться. Он лежал на широкой, твёрдой кровати и голым торсом с наслаждением ощущал лёгкий сквознячок, гуляющий по комнате.

Рядом слышалось ровное дыхание спящей девушки. Глаза мужчины, привыкшие к темноте, различали любимые очертания фигуры, укрытой одеялом.

Никита прикрыл краем одеяла обнажённое плечико и бесшумно соскочил с кровати. Он прошёл на кухню, по пути запрыгнув на турник и подтянувшись десяток раз.

Зажег керосиновую лампу, прикреплённую на стене над столом – этой зимой перебои с электричеством случались часто – и взглянул на термометр за окном. Тот показывал чуть ниже нуля. Вся зима в этом году была такая – мягкая и тёплая. И, к тому же, снежная.

Никита открыл заслонку печки, пошерудил золу и, обнаружив несколько угольков, подкинул туда щепок и новых смолистых поленьев. Они быстро занялись и весёлые блики заскакали по полу и стенам.

Он налил свежей воды в чайник и поставил его на середину печи. И, захватив с собой пустое ведро, вышел на крыльцо, как был, в одних трусах. До ручья было метров пятьдесят.

Лёгкой трусцой, забавно подкидывая вверх ноги, он преодолел это расстояние и осторожно взошёл на обледенелый деревянный мостик. Ручей тоненькой струйкой бежал между камней, покрытых, словно глазурью, прозрачным льдом.

Никита зачерпнул полведра воды, шкрябнув им о дно, и соскочил на снег. Обернувшись лицом к Синей горе, из-за которой, невидимое ещё солнце расцвечивало небо в тёплые оранжевые тона, он поднял ведро над головой и, замерев на секунду, обрушил его содержимое на себя.

Последним из ведра выскочил маленький камушек и, щелкнув мужчину по голове, отлетел в сторону. Наш морж на это ничуть не обиделся, а откинув в снег пустое ведро, стал, как ошалелый, прыгать на месте, совершая невообразимые движения и периодически звонко похлопывая себя по упругому, покрытому пупырышками телу.

При этом он ещё издавал странные звуки и, вообще, со стороны, это походило то ли на очень необычный танец, то ли на битву с каким-то невидимым чудовищем.

Потом он набрал ещё полведра и, докинув туда снега, чтоб было больше или, может быть, чтобы не расплескать, опрометью побежал к дому.

В сенях он немного потоптался на колючем коврике, чтобы почувствовать онемевшие ноги и растёрся махровым полотенцем, которое для этого тут и висело. Когда он зашёл на кухню, всё тело его, как и печка перед ним, горело жарким огнём. Чайник уже начинал шуметь.

Никита нарезал хлеба и сходил в сени за мёдом и сулугуни. Потом заварил свежего чая и оставил его под салфеткой настаиваться. А сам, на цыпочках, отправился в спальню, подтянувшись по пути ещё десяток раз.