— О тех планах, которые ты строила. Насчет того, чтобы переехать от меня. Мы обо всем поговорим на пикнике. Решим, как сделать лучше для тебя и Френсис Берд. — Он поднял руки и спустил Берд на пол. — Ты хочешь на пикник, малышка? Видишь, и она хочет.
— Я должна работать.
— Поменяйся с кем-нибудь.
— Поменяться? — переспросила она.
— Ну да. Смотри, какой я стал вежливый, детка! Я мог бы скомандовать, а я только деликатно предлагаю тебе это. Может, я иногда и веду себя, как дикарь, но я становлюсь лучше день ото дня. Ну, возьми отгул. Ты потом договоришься, но, прошу тебя, поедем на пикник. Это очень важно.
— Ладно, — медленно ответила она, сама не веря в то, что делает. А если Ли уволит ее? Если она потеряет работу?
Эти слова так отчетливо прозвучали у нее в голове, точно с ней заговорила какая-то другая Фиби, ее второе «я», которое и знало, и понимало больше.
— Пикник… — Она покачала головой, стараясь прийти в себя. — Я узнаю у одной из наших официанток, сможет ли она подменить меня. Господи, не могу поверить, что я соглашаюсь… — пробормотала она, направляясь к дверям. — Встретимся… — Фиби запнулась. Она едва не сказала «дома»! — У тебя дома.
Почему она все время называет про себя дом Мерфи «домом»? Она схватила перемазанную краской ручку Берд и добавила:
— Ну ладно! До встречи.
— Договорились, через пару часов. Нам со Скотти надо еще разок покрасить эту комнату. Осторожнее за рулем, Фиби. Правда, ты хороший водитель, я заметил это, когда ты везла меня домой. Вы, женщины семейства Макаллистер, все делаете как следует! Посмотри, как здорово красит Берд! Я должен бы платить ей жалованье!
— Замечательно! — Берд затрясла руку Фиби. — Тогда бы я помогла маме, и она бы не работала поздно ночью.
— Отличная идея, мы обсудим это.
Ведя машину к дому Мерфи, Фиби пыталась понять, что произошло. Что-то изменилось в ней, когда она поняла, какая боль таится за насмешливой небрежностью Мерфи, и после того, как они объяснились.
Но сегодня, когда она увидела его с Берд, ей захотелось подойти и обнять их обоих, отвезти их в дом, который, наконец, стал выглядеть как уютное семейное гнездо. Ей казалось, что только теперь ее душа начала распускаться, как великолепный цветок розы, издавая пьянящий аромат, ощущаемый только ею самой. Она улыбнулась.
Завтра.
Пикник!
На следующий день они отправились в Рай-Бридж. Мерфи, очевидно, намеренно выбрал это уединенное место.
Темная вода реки бурлила и пенилась, на одном из деревьев болтался длинный канат. Когда-то они любили качаться здесь над водой, соревнуясь, кто дольше всех провисит и дальше прыгнет…
Полусонная и разомлевшая от жары, Фиби лежала на одеяле, которое они расстелили на низком берегу реки, когда ощутила легкое щекотание на носу, потом на губах и открыла глаза. Она увидела Мерфи, смотревшего на нее сверху с таким серьезным выражением лица, которого она никогда прежде у него не замечала.
— Где Берд? — спросила она. Фиби снились Мерфи, Берд и ребенок, чьего лица она пока не могла рассмотреть. Она потрясла головой — что за глупые сны! — Где моя дочурка?
— Печет куличи из песка. Я слежу за ней, все в порядке. На ней спасательный жилет.
— Так зачем мы приехали на пикник, Мерфи? — Она дотронулась пальцем до его груди. — Ты что-то решил, да?
— Френсис Берд нужен отец, Фиби. Да и этому тоже. — Он осторожно положил ладонь на ее живот. — Выходи за меня замуж. Позволь стать отцом им и мужем тебе.
Горло ей сжала судорога.
— Такие жертвы, Мерфи! Отказаться от всех своих жизненных планов… Поступиться всем ради нас… — Ее пальцы гладили его щеку. — Ты столько работаешь… Я даже не подозревала, что ты такой добрый.
Теперь ее пальцы гладили его губы. Она любит его, вдруг поняла Фиби. И всегда любила.
Все, что с ней происходило: побег из родного города, ее страхи и бурные переживания, — все объяснялось любовью к Мерфи, которая овладела давно ее совсем еще юным сердцем.
И она по-прежнему любит его.
Любит так сильно, что не может позволить ему принести такую жертву.
Мерфи заслуживал другой женщины, такой, которая не станет для него живым напоминанием о его собственных проблемах, о матери, бросившей его.
— Мерфи, я не могу… — пробормотала она одеревеневшими губами. — Ты не можешь жениться из-за преувеличенного чувства ответственности… из жалости… — Она прижала руку к его губам. — Конечно, ты скажешь, что все это не так, но я хорошо знаю тебя, наверное, даже лучше, чем ты сам себя знаешь. Жалость, чувство долга, доброта — о, Мерфи, это не основание для того, чтобы жениться!