Дом у озера

Увидев табличку с названием «Бейкер-стрит», Элеонор снова вспомнила дядю Вернона. Тот считал себя в некотором роде сыщиком, и ему нравилось ломать голову над делами Шерлока Холмса. Элеонор взяла из дядиного кабинета парочку детективов, но поклонницей жанра так и не стала. Самонадеянность рационализма шла вразрез с ее любимыми сказками. Даже сейчас, подумав о самоуверенном заявлении Шерлока Холмса, что любую загадку можно решить методом дедукции, Элеонор разозлилась. Разозлилась до такой степени, что, подходя к Риджентс-парку, совсем забыла о моторизованной реке, которую предстояло пересечь. Не глядя, она шагнула на дорогу и не замечала омнибус, пока чуть не оказалась под его колесами. Видя, как на нее несется огромная реклама чая «Липтон», Элеонор поняла, что сейчас погибнет. В голове мелькнула мысль: они с отцом снова будут вместе и не надо больше печалиться о потере Лоэннета, но как жаль, что она не посмотрела тигров!.. Элеонор зажмурилась, ожидая, что на нее обрушится боль, а потом забвение.

Неожиданно у нее перехватило дыхание – какая-то сила схватила ее за талию, а потом швырнула на землю. Смерть оказалась совсем не такой, какой ее представляла Элеонор. Вокруг клубились звуки, в ушах звенело, голова кружилась. Элеонор открыла глаза и увидела очень близко самое прекрасное лицо из всех, какие только можно представить. Хотя Элеонор никому в этом не призналась, но и много лет спустя она с улыбкой вспоминала, как в тот миг подумала, что видит лицо бога.

Но это был не бог, а всего лишь юноша, молодой человек ненамного старше ее самой, с песочно-каштановыми волосами. Он сидел на земле рядом с ней и одной рукой придерживал ее за плечи. Губы у него двигались, однако Элеонор не разобрала ни слова. Юноша внимательно посмотрел ей в один глаз, потом в другой. Наконец, он улыбнулся, хотя шум стоял несусветный – вокруг них собралась толпа, – а Элеонор подумала, какой красивый у него рот, и потеряла сознание.

* * *

Его звали Энтони Эдевейн, и он учился в Кембридже на врача, точнее, на хирурга. Элеонор узнала об этом в буфете на станции метро «Бейкер-стрит», куда молодой человек привел ее после происшествия с омнибусом и угостил лимонадом. Там его ждал друг, юноша с черными кудрявыми волосами и в очках. Элеонор с первого взгляда определила, что он из тех молодых людей, которые всегда выглядят так, будто бы одевались второпях, и волосы у них вечно взъерошены. Он ей сразу понравился: Элеонор почувствовала в нем родственную душу.

– Говард Манн. – Энтони кивнул на растрепанного юношу. – А это Элеонор Дешиль.

– Рад встрече, Элеонор, – сказал Говард, взяв ее за руку. – Какой замечательный сюрприз! Откуда вы знаете моего друга?

– Он только что спас мне жизнь.

Элеонор словно со стороны услышала свой голос и подумала, как, должно быть, неправдоподобно это звучит.

Однако Говард и глазом не моргнул.

– Правда? Неудивительно. Вполне в его духе. Не будь он моим лучшим другом, я бы его ненавидел.

Этот шутливый разговор с двумя посторонними мужчинами в станционном буфете мог бы показаться странным и неловким, однако спасение от неминуемой гибели в некотором роде снимает привычные строгие правила. Беседа шла легко и свободно, и с каждой фразой оба молодых человека все больше нравились Элеонор. Энтони и Говард подшучивали друг над другом, но так благожелательно и располагающе, что она тоже включилась в разговор. Вскоре Элеонор уже высказывала вслух свое мнение, смеялась, кивала, а иногда не соглашалась с такой запальчивостью, что Констанс пришла бы в ужас.

Они втроем обсудили науку и природу, политику и порядочность, семью и дружбу. Элеонор выяснила, что больше всего на свете Энтони хотел стать хирургом, мечтал об этом с самого детства: его любимая горничная умерла от аппендицита из-за того, что поблизости не оказалось квалифицированного врача. Говард был единственным сыном чрезвычайно богатого графа, который с четвертой женой проводил время на Французской Ривьере, посылая деньги на содержание сына в фонд, которым руководил управляющий из лондонского банка «Ллойдс». Молодые люди познакомились в первый школьный день, когда Энтони одолжил Говарду свою запасную форму, чтобы тому не попало от воспитателя, и с тех пор почти не разлучались.

– Мы, скорее, братья, – пояснил Энтони, тепло улыбнувшись Говарду.

Время летело незаметно, пока во время паузы Говард не сказал Элеонор, слегка нахмурившись:

– Не хочу показаться некомпанейским, но, боюсь, вас уже потеряли.

Элеонор посмотрела на отцовские часы, которые, к неудовольствию матери, носила со дня папиной смерти, и с ужасом поняла, что прошло уже три часа, как она сбежала в лабиринте от родственников. Перед мысленным взором предстал образ разгневанной матери.

– Вполне возможно, – мрачно заметила она.

– Тогда мы отвезем вас домой. Как ты считаешь, Энтони?