Дом, у которого вынули душу

Ноги сами вынесли его на окраину города, где таунхаусы перемежались с частными коттеджами. Алекс шел на автомате: прямо по дороге, направо в переулок, снова в переулок — только теперь налево, седьмой дом по четной стороне.

Знакомые ворота и калитка встретили его тихим поскрипыванием — Алексу казалось, что они так приветствуют его. Тихо, чтобы не вызвать лишнего шума и последующих после них вопросов, мужчина вставил ключ в замочную скважину, аккуратно повернул его несколько раз, также бесшумно проскользнул во двор и закрыл за собой дверь. Если бы в это время кто-то наблюдал за всей это сценой, то в зимней поздне-вечерней темноте он не заметил бы Алекса. Но заметил бы светящуюся призрачную тень в окне второго этажа.

Ключа от дома у Алекса не было, но он отчетливо помнил, что одно из подвальных окон можно открыть снаружи, аккуратно поддев потайной замок. Это окно он поставил по просьбе Софии, когда родилась Карина. На вопрос «Зачем?» она ответила: «На всякий случай». Какой такой всякий случай мог наступить, Алекс так и не понял. Сейчас он даже не помнил этот диалог, но знал: подвальное окно можно открыть.

Дом встретил Алекса взволнованной тишиной. Промокшие насквозь тапки громко шлепали, прилипая к полу, поэтому мужчина скинул их и пошел босиком. Освещения от уличных фонарей хватало ровно настолько, чтобы он мог видеть очертания мебели и предметов. Это позволяло ходить ему по дому, не натыкаясь на все подряд.

Алекс зашел в комнату Карины, посидел на голом матрасе, спел одну из тех колыбельных, которые он пел девочке, когда она была совсем маленькой. В бывшей супружеской спальне подобрал с пола халат Софии, уткнулся в него носом и, ощутив знакомый запах, заплакал. На кухне он включил кофеварку, сварил кофе, взял из бара бутылку со спиртным и снова обошел дом. Он побывал везде, только на чердак не стал заглядывать — мысль о чердаке доставляла ему сильное беспокойство, смешанное со страхом.

Наконец он сел на свое (бывшее) кресло и, прихлебывая из бутылки, стал ждать. Тонкий парок его дыхания растворялся в темноте давно необогреваемой гостиной. Настенные часы тикали секундами, которые сливались в минуты, а те неторопливо формировались в часы. Часы, в свою очередь, текли друг за другом размеренной цепочкой. Наконец, в самый темный, одинокий и неприкаянный час перед рассветом, когда у сердечников шалит сердце, а тяжелобольные отдают богу душу, в доме раздалось тихое поскрипывание — это лестницы стонали под шагами грязнобородого старца.

Алекс пытался разглядеть его, но стоило ему сосредоточить на нем взгляд, как старик начинал дрожать, мерцать и потихоньку расплываться белесым туманом. Поэтому, чтобы не терять его из виду, Алексу приходилось смотреть в сторону, удерживая силуэт пришельца на границе периферического зрения. Старик остановился в нескольких метрах от Алекса и произнес:

— Зачем ты пришел сюда?

— Не знаю. Я помнил, но забыл.

— Чего ты ждешь? Или кого?

— Я жду Софию, — уверенно ответил Алекс.

— Ты сам ушел от Хозяйки и от Девочки.

— Знаю, — понурился Алекс. — И я хочу все исправить.

— Именно за этим ты пришел?

— Да, но как ты догадался?

— Я знал. Чего ты хочешь?

— Хочу увидеть Софию и Карину, — Алекс хлебнул из бутылки.

— И это все?

— Нет, я хочу быть с ними. Хочу, чтобы София простила меня, и все стало как раньше.

— Это принесет тебе радость?

— Да, я буду счастлив так, как никогда не был!

— Будь по-твоему, — проговорил старик, и только сейчас Алекс поняла, что тот даже рта не открыл. Но это не насторожило его, как и тот факт, что сам туманный старик взялся в доме будто бы из ниоткуда.

В доме снова повисла тишина. Теперь даже часы перестали тикать, остановив свои стрелки между пятью и шестью («семнадцать минут шестого»). Внезапно раздался громкий хлопок, пространство вокруг Алекса будто подернулось радужной рябью, после этого во всем доме загорелся свет, заговорил телевизор, а из кухни раздался смех Карины.

Алекс оглянулся и не поверил своим глазам — все было так же, как когда-то давно. Даже одежда на нем была та самая — из прошлого: синие клетчатые брюки и черная футболка с Винни-Пухом. Потянуло свежим кофе и вишневым пирогом — все так, как любил Алекс. В гостиную вбежала Карина и, лепеча что-то на своем детском языке, забралась к Алексу на колени. Он прижал дочь к себе, уткнулся носом в ее макушку и ощутил нежный, младенческий запах ее кожи и детского шампуня. В комнату вошла София.

— Наконец-то, вот и ты, — улыбнулась она.

Пересадив дочь на левое колено, он подхватил Софию, усадил ее на правое и прижался к ней.

— Я так рад, что снова оказался дома, — улыбнулся он и закрыл глаза.

Эпилог