— Я правда не мог, телефон разбился, — Алекс выложил на стол разбитый телефон — экран отдельно, корпус отдельно. Только сейчас София заметила, что костюм его грязен и порван в нескольких местах, а на подбородке видна ссадина.
— Мог бы с чужого телефона позвонить, — не желая признавать свою неправоту, продолжила она.
Алекс тяжело вздохнул, встал и, хромая, направился в ванную комнату.
— Что, отказалась твоя шлюха цветы брать? Слишком дешевые для нее? — бросила ему в спину София.
— Этот букет я купил для тебя, — не поворачиваясь ответил он и скрылся в ванной. Через несколько минут из-за закрытой двери раздался шум воды.
Раньше она могла в любое мгновение зайти к нему в душ и предложить потереть спину. Алекс всегда соглашался, и очень часто такая помощь заканчивалась тем, что она оказывалась под душем рядом с мужем. Теперь же любое его действие напоминало ей о том, как они были счастливы раньше, и эти воспоминания жгли ее память каленым железом. Чтобы хоть как-то избавиться от этой боли, она решила досадить мужу, выбросив букет в мусорное ведро — к пустой бутылке.
Сделав это, София села на стул и, скрестив руки и положив ногу на ногу, стала дожидаться Алекса. Через несколько минут он вышел из душа, обмотанный полотенцем. Капли воды блестели на его плечах, груди и животе — все еще плоском и рельефном, несмотря на приближающиеся сорок лет. У Софии снова сжалось сердце, но теперь от ненависти к той, другой, потому что теперь это все: и душ, и капли воды, и совместные ночи, — чаще всего принадлежало именно ей, а не Софии.
Алекс увидел торчащий из мусорного ведра букет, но не сказал ничего, лишь снова вздохнул и еле заметно покачал головой.
— Что ты опять вздыхаешь? Как ты планируешь извиняться перед Кариной?
— Мне положен больничный, ближайшие несколько дней я проведу дома. Завтра мы с ней поедем в парк, потом в кино и куда-нибудь еще, куда она пожелает.
— Только и умеешь, что подарками задаривать, а как воспитывать — так сразу мама. Хорошо же пристроился: ни забот, ни хлопот.
— София, пожалуйста, не начинай, — взмолился Алекс.
— А что не начинать? Хочешь сказать, я неправа?
— Но мы же изначально договорились об этом, тебя все устраивало.
— Тогда устраивало, а сейчас нет! Ты думаешь, мне приятно все это? Знать, что ты кувыркаешься со своей шлюхой, а потом приезжаешь домой и строишь добренького папочку?
— Пожалуйста, не кричи, разбудишь Карину.
— О, посмотрите на него — о дочери в кои-то веки вспомнил!
— Если хочешь, мы можем развестись хоть завтра, — в голосе Алекса послышался лед.
— Конечно, давай, разводись! Меняй дочь на подстилку!
Ничего не ответив, мужчина развернулся и направился в гостиную. София продолжала кричать ему в спину всевозможные гадости, пока он доставал плед, подушку и молча укладывался на диван. Его молчание еще больше раззадорило ее, и теперь она перешла на настоящие оскорбления и отборную базарную брань. Алекс закрыл дверь в гостиную и погасил свет. В доме воцарилась тишина. И в этой тишине София заплакала. Она плакала горько, навзрыд, со всхлипами и шмыганьем.
Раньше в такие моменты Алекс всегда оказывался рядом — успокаивал, баюкал ее, смешил. А теперь она была совершенно одна. Некстати вспомнились цветы, которые она выбросила в ведро, и взгляд мужа, как у побитой собаки. Ругая себя на чем свет стоит, она достала букет из ведра и поставила его в воду, расправив смятые цветы. Все еще всхлипывая, она поднялась в спальню и, свернувшись в постели клубком, в очередной раз поняла, насколько просторной и пустой стала эта кровать. Через несколько минут София погрузилась в беспокойный сон без снов.
***
Испорченный выходной
Следующее утро София и Алекс встретили в полном молчании. На столе стоял вчерашний, слегка помятый, букет цветов. За завтраком царила напряженно-вежливая тишина, и лишь Карина весело щебетала. Это смирение, насколько знал Алекс, будет длиться недолго. Уже через пару часов София начнет недовольно бурчать что-то себе под нос, а еще через некоторое время перейдет в активное нападение, сводя все к его жизни на два дома. Ему и самому не нравилось нынешнее положение вещей, но он не мог отказаться от дочери, став ей воскресным папой, которого она очень быстро вычеркнет из жизни по детской своей беспечности и эгоизму. Да, сэр, слишком много подобных случаев он видел за свою жизнь.