Дом у кладбища

«Сэр!

Произведя розыск запрошенных Вами бумаг, мы обнаружили один документ, близкий по содержанию к Вас интересующему. С Вашего позволения и в соответствии с Вашими указаниями, направляем Вам копию оного вместе с копией письма, имеющего прямое отношение к делу и полученного с той же почтой от сэра Филипа Дрейтона, из Дрейтон-Холла, некогда нашего клиента. Письмо написано им с целью пояснить свою причастность к данным обстоятельствам. Ваш чек на сумму двадцать гиней, адресованный фирме „Третт и Пенроуз“, также получен и с благодарностью принят для покрытия всех необходимых расходов.

Примите и проч.».

Приложенный документ гласил:

«Настоящим удостоверяется, что Чарлз Арчер, эсквайр, в возрасте тридцати пяти лет, как сам он указал незадолго до кончины, живший прежде в Лондоне, окончил свои дни 4 августа 1748 года у себя на квартире во Флоренции, по соседству с гостиницей „Красный Лев“, напротив главного входа в церковь Санта-Кроче, где он, обращенный в святую католическую веру, и похоронен.

Подписи поставлены сего 12 числа, августа 1748 года.

Филип Дрейтон, баронет.

Гаэтано Мелони, доктор медицины.

Роберт Смит, музыкант.

Мы все трое видели поименованного Чарлза Арчера во время его болезни и после кончины».

Затем шла копия письма баронета к юристам; оно не отличалось ни пространностью, ни лапидарностью делового стиля.

«Какого дьявола вы не заставляете раскошелиться этого прохвоста Джекила? Его мать умерла только позавчера — и деньги ему, поди, девать некуда. У меня в кармане хоть шаром покати — мараведи ^{212}не сыщешь; так всучите ему судебный вызов, черт бы его побрал. Начинаю жалеть, что подписал то свидетельство. Я так и думал, что нарвусь с ним на неприятности. Можете им доложить, больше мне ничего не известно, только то, о чем там сказано. Арчер играл здесь в фараон и с виду казался хоть куда. Теперь же, по словам лорда Орланда, о нем ходят самые нелестные слухи. Он был главным свидетелем против этого плута — лорда Дьюнорана, который проглотил яд в Ньюгейте. Говорят, он крупно обыграл лорда и все же принес присягу из чистой кровожадности. Но это к делу не относится. Утверждают, будто он жульничал за карточным столом и все такое прочее. Знай я об этом раньше — не поставил бы свою подпись. Старайтесь не поднимать шума, может быть, никто и не станет совать нос. Что касается Джека Джекила, расправьтесь с ним покруче. Вы чересчур жалостливы: так пожалейте и меня — не допустите, чтобы меня оставили в дураках».

Ниже следовала приписка, выдержанная в том же духе, касательно какой-то другой тяжбы, в которых баронет, по-видимому, недостатка не испытывал, и на этом письмо заканчивалось.