Дом тишины

Держась за весло, протянутое Тургаем, я пытался подняться на катер, но, когда я уже почти поднялся, Тургай бросил весло, и я опять упал в воду. Когда я вынырнул, я с изумлением увидел, что на меня никто не обращает внимания. Они смеялись и веселились. Меня охватило странное чувство ужасного одиночества, и, чтобы как можно скорее избавиться от него, мне захотелось оказаться среди них, и, когда я стал пытаться забраться на катер, держась пальцами и царапая ногтями по пластмассовому корпусу лодки, я опять слушал, что они говорят.

– Мне скучно.

– Смотри, Джейлян, Метин прыгнул в воду за тобой.

– А где собаки? – спросила Джейлян.

Наконец мне удалось забраться в катер, я еле дышал.

– Ну вас всех к черту, никто не умеет веселиться!

– Мы тебя собакам бросим!

– Если ты умеешь, научи нас! – сказал Тургай.

– Дураки! – крикнула Гюльнур.

Один пес, наблюдавший за ними, залез на самую близкую к ним скалу и завыл.

– Ненормальный! – сказала Джейлян. Она как зачарованная смотрела на пса со сверкающими белыми клыками. – Фикрет, подплыви к нему поближе.

– Зачем?

– Затем.

– Что ты хочешь разглядеть? – Фикрет медленно подвел лодку прямо к собаке.

– Что тебе надо от зверя? – спросил Тургай.

– Интересно, это он или она? – поинтересовался Фикрет. Он заглушил мотор.

– Бедный! – вдруг растерянно воскликнула Джейлян.

Внезапно мне захотелось обнять ее, но, вместо того чтобы обнять, я лишь посмотрел на Джейлян и подумал о том, что нужно делать, чтобы она полюбила меня. Мысли мои совсем спутались, мне хотелось прыгать и скакать по катеру, кричать и вопить, я ощущал в себе странные чувства. Я постепенно начинал верить в то, что я – мерзавец, а с другой стороны, собственная ценность росла в моих глазах, так как меня охватило то пресловутое чувство, которое самыми глупыми словами возвеличивали все книги и песни, но гордость моя была бессмысленной и дурацкой, гордость как у мальчишки после обрезания. Я понимал, что чем сильнее я горжусь, тем зауряднее становлюсь, и это чувство мне нравилось, но, так как я боялся устыдиться своих мыслей, мне захотелось суметь забыть о себе. Потом мне захотелось переключить всеобщее внимание на себя, но мне пришло в голову, что я беднее их, и я не сумел найти в себе ни смелости, ни предлога что-либо совершить. Словно тесная рубаха бедности сковывала мои движения, руки мои были будто связаны: нет же, я возьму над тобой верх с помощью своего ума! Они бесились и орали, двое из них толкались на носу катера рядом с нашим, пытаясь столкнуть друг друга в воду. Потом этот катер подплыл к нам, и они начали обливать нас из ведер водой. А мы – их. Мы немного посражались на веслах, как на мечах. Кое-кто упал в воду. Бутылки с джином опустели. Фикрет схватил одну из них и бросил в пса. Бутылка разбилась о скалу.

– Что происходит? – закричала Джейлян.

– Все, все, мы уже возвращаемся, – ответил Фикрет.

И, не подбирая тех, кто упал в воду, он повел катер обратно. Другой катер подобрал тех, кто был в воде, и догнал нас. И вылили на нас еще ведро воды.

– Наперегонки! Ну-ка, вы, гады несчастные, обгоните, попробуйте!

Оба катера приблизились друг к другу и некоторое время плыли рядом с одной скоростью, а потом они рванулись с места по крику Гюльнур. Сразу стало ясно, что другой катер обгонит наш, но Фикрет, ругаясь, велел всем пересесть в носовую часть, чтобы сильнее разогнаться. Но вскоре те нас обогнали, и, когда они прыгали от радости, что победили, Джейлян скомкала свое мокрое полотенце и яростно швырнула в них, но полотенце упало в море. Мы тут же успели подплыть к полотенцу, пока оно не утонуло, но никто не потянулся достать его из воды, и катер медленно проплыл по нему, как утюг, утопив его окончательно. Они что-то кричали друг другу. Потом поплыли за паромом из Дарыджи в Ялову[28], догнали и два раза с воплями обплыли его вокруг. А потом они стали играть в игру, которую называли «поплавки»: два катера подплывают друг к другу, между ними свешивают автомобильные покрышки и полотенца, а потом катера, как машины, сталкиваются то кормой, то носом. После этого оба катера, совершенно не снижая скорость, оказались среди голов купавшихся людей, с криками кинувшихся в воде врассыпную между катерами. Глядя на испуганные лица людей, я пробормотал:

– А если задавим кого-нибудь?

– Ты учитель? – крикнула Фава. – Лицейский учитель, да?

– Он что, учитель? – спросила Гюльнур.

– Терпеть не могу учителей! – сказала Фава.

– Я тоже! – сказал Джунейт.

– Он и не пил, – сказал Туран. – Строит из себя самого умного.

– Пил я. Выпил больше тебя, – сказал я.

– На одной таблице умножения далеко не уедешь.

Я посмотрел на Джейлян, она не слышала, и я не обратил на их слова внимания.

Покатавшись еще немного, катера повернули назад, скоро мы доплыли до пристани у дома Джейлян и причалили. Когда все выходили из катеров, я увидел на пристани женщину в халате, сорока с лишним лет, – это была ее мать.

– Ребята, вы совсем промокли, – сказала она. – Где это вы так? Заинька, а где твое полотенце?

– Потеряла, мама, – ответила Джейлян.

– Ну разве так можно, ты же простудишься, – сказала мать.