Я зашагал от него прочь, чтобы и этот не завел ту же песню, что отец. Потом обернулся: он шел, слегка покачиваясь, к дому. Мне стало жаль его. Все носят авоськи за ручку, а он, чтобы авоська не волочилась по земле, намотал ручку на пальцы. Бедный карлик. Но он же сказал мне — что ты здесь делаешь! Ну и что! Все это говорят. Можно подумать, все так говорят, чтобы спокойно вершить свои черные дела и не беспокоиться при виде меня. Я прошел еще чуть-чуть, чтобы опять не встретиться с карликом, потом остановился, подождал немного, и, когда вернулся к пляжу, сердце мое заколотилось: Нильгюн давно пришла и лежит на песке. Когда же ты пришла? Она лежит, как вчера, не двигаясь, держит перед собой книгу и смотрит в нее. Я было растерялся, как вдруг кто-то закричал:
— Оп-па! Смотри не зевай!
Я вздрогнул, оборачиваюсь — наш Сердар.
— Ну, чего, какие новости? — спросил он. — Чего здесь делаешь?
— Ничего.
— Что, караулишь тут кого-нибудь?
— Нет, — соврал я. — Есть одно дело.
— Да не ври ты, — сказал он. — Смотришь на пляж жадными глазами. Как не стыдно! Смотри, все расскажу Мустафе вечером!
— Никого я не караулю, — упрямо повторил я. — Жду одного знакомого. А ты что делаешь?
— Шел в мастерскую, — он показал сумку в руках. — Ну, и кто этот твой знакомый?
— Ты не знаешь, — ответил я.
— Да нет тут у тебя никакого знакомого, — сказал он. — Ты внаглую глазеешь на девчонок. Ну, и кто из них твоя знакомая?
— Ладно, — сдался я. — Покажу тебе, только смотри осторожно, чтобы она не заметила.
Я указал головой на Нильгюн, он посмотрел на нее и сказал:
— Книжку читает. Откуда это ты ее знаешь?
— Здесь познакомился, — ответил я. — Очень давно, когда здесь не было ни одного нового дома, стоял только один наш каменный дом на холме, и еще их дом — старый и странный, а еще был маленький зеленый магазинчик на месте нынешнего рынка. А больше ничего не было. Ни Верхнего квартала не было, ни фабрик не было, ни Нового квартала, ни Эсентепе. Не было ни этих дач, ни пляжа. Поезда в те времена ездили не мимо фабрик и складов, а мимо садов и фруктовых рощ. Вот так!
— Красиво здесь было тогда? — спросил он задумчиво.
— Красиво, — ответил я. — Даже черешни цвели весной по-другому. А рыбу в море можно было руками ловить, опустил руку в воду, и рыба сама к тебе плывет, если не кефаль, то сельдь.
— Красиво рассказываешь! — сказал он. — Скажи лучше, зачем ты ждешь эту девушку.
— Собирался ей кое-что отдать, — сказал я. — Одна ее вещь оказалась у меня.
— Что?
Я вытащил и показал расческу.
— Дешевая, — заметил Сердар. — Эти такими не пользуются. Дай-ка!
Я дал ему посмотреть, чтобы он мне позавидовал. Он взял расческу и начал ее сгибать, черт бы его побрал.
— И ты теперь влюблен в нее?
— Нет, — сказал я. — Осторожно, сломаешь.
— Ты покраснел! Значит, ты влюбился в эту богачку.
— Не гни! Жалко будет, если сломаешь.
— Почему это? — спросил он, внезапно положил расческу в карман и пошел прочь.
Я побежал следом за ним.
— Перестань, Сердар, — говорил я. — Все, хватит шуток.
Он не ответил.
— Все, поиграли — и хватит, отдай расческу! — Он опять не ответил. — Дружище, разве сейчас удобное время для шуток? Стыдно же!
В этот момент мы проходили мимо очереди у входа на пляж, и он громко крикнул:
— Братишка, ты же мне ничего не давал! Все, перестань за мной ходить, как не стыдно!
Все вокруг смотрели на нас. Я молчал. Немного поотстал и только осторожно следил за ним издалека. Потом огляделся — вокруг никого, догнал его, схватил за руку и вывернул ее. Он пытался освободиться. Тогда я вывернул еще сильнее, чтоб ему было больно.
— Ах ты гад! — заорал он, выронив сумку с инструментами. — Отпусти, сейчас отдам!
Он вытащил из кармана расческу и бросил ее на землю:
— Ты что, не понимаешь шуток, тупица?
Я поднял расческу и положил в карман — хорошо хоть, с ней ничего не случилось.
— Ты ничего не понимаешь! Шакал недоразвитый!
Врезать ему, что ли? Я повернулся и зашагал к пляжу. Он выкрикивал мне вслед ругательства, а потом проорал, что я влюбился в богачку. Не знаю, слышал ли это кто-нибудь. Мне стало стыдно.
Когда я пришел на пляж, Нильгюн уже ушла. Я запаниковал, но тут увидел ее сумку. Значит, не ушла. Вытащил из кармана расческу и стал ждать, пока она выйдет из воды.