— Да, — больной ответил на вопрос следователя таким же пугающе бесцветным голосом, лишенным всяких эмоций. — Да, я могу говорить и согласен дать показания. Хотя они вряд ли что прояснят. Слишком мало я сам знаю. Я сидел в кресле, в своем кабинете. Сколько было времени — не знаю, не смотрел на часы. Думаю, около одиннадцати. Похоже, я задремал. Видимо я был… — профессор преодолел едва заметное колебание и докончил уже более уверенным голосом: — Да, я, видимо, очень устал. И вдруг мне на голову свалилась какая-то черная тряпка. Может, платок, может, капюшон, не знаю, во всяком случае, какая-то мягкая ткань, наверное, шерстяная.
— Вы слышали, как кто-то приблизился к вам? — перебил его рассказ лейтенант.
— Нет. Я уже сказал, что, кажется, задремал.
— А дверь в ваш кабинет была заперта?
— Да.
— Вы в этом уверены?
Опять едва заметное колебание и ответ:
— Да. Я уверен. Всегда с… с некоторых пор я запираю дверь на задвижку изнутри. Я почувствовал, что меня связывают ремнями.
— Вы пытались сопротивляться?
— Нет. Прежде, чем я сообразил, что происходит, я уже был опутан ремнями. Наверное, подобное ощущение испытывает рыба, попавшая в сети. Или скотина, которую ведут на бойню, — бескровные губы дрогнули в горькой усмешке. — Да, последнее, пожалуй, вернее. Меня подняли и понесли…
— Сколько было человек?
— Сколько было всего — не знаю. Меня же несли двое. Я понял, что несут меня в мой музей…
— А музей тоже был заперт?
— Да, причем на все замки. А их, как вы знаете, три штуки.
— Ключи от них вы держали при себе?
— Да. Меня положили на чем-то твердом. Когда сняли с головы черный мешок, я увидел, что лежу на жертвеннике.
— В помещении горел свет?
— Да, было светло. Очень светло, как будто горели все лампы. Надо мной стоял человек в маске, в руке он держал ритуальный нож. Фигуру скрывал широкий, свободно ниспадающий плащ.
— Что вы можете сказать об этом человеке? Заметили в нем какую-нибудь характерную черточку? Голос его слышали? Может, особенность в телосложении, жест, что-нибудь еще, пусть самая незначительная деталь, которая может помочь в установлении его личности?
На этот вопрос ответа не было долго. В палате стояла такая тишина, что слышен был скрип карандаша, которым сержант Уоллес стенографировал в блокноте показания профессора.
Профессор Хоуп потер лоб левой рукой.
— Извините, что не сразу ответил. Слабость, знаете ли… Я и в самом деле еще не совсем пришел в себя. И мысли собрать мне пока нелегко. Так вот, никаких характерных черточек я не заметил. Загадочная фигура не подавала голоса. А ее движения… Движения и в самом деле были характерные. Именно так должен был двигаться жрец пятнадцать веков назад во время принесения богине человеческих жертв. Рукой с ножом он чертил в воздухе культовые знаки. А потом…
Профессор опять замолк.
— Что же было потом? — не выдержал лейтенант.
Профессор сделал глубокий вдох.
— А потом… Что ж, потом меня просто-напросто стали резать. Опять-таки предписанным ритуалом образом.
— Вы хотите сказать, соблюдая все ритуальные церемонии культа индейцев майя, когда в жертву приносились люди?
— Да.
— Вы в этом уверены? Точно соблюдались все особенности церемониала?
— Боюсь, я не могу ответить на ваш вопрос. Вряд ли сейчас кто-нибудь на земле знает этот церемониал во всех подробностях.
— Но, по крайней мере, соблюдались ли те моменты церемониала, которые известны в наше время?
— Да. Все это повторялось в точности.
— Скажите, профессор, насколько известен в наше время широкой общественности церемониал принесения в жертву Богине-Матери?
Слабая улыбка тронула бледные губы профессора.
— Не думаю, что широкая общественность имеет об этом хоть малейшее понятие. Ее наверняка интересуют другие проблемы. С другой стороны, для нее могут оказаться трудно доступными источники, содержащие такую информацию.
— А Джон Кетлак был знаком с этим церемониалом?
— Разумеется. В той же степени, что и несколько тысяч его земляков. А вы нашли его наконец?
— К сожалению, нет. Не думаете ли вы, сэр, что это — его рук дело?
— Джона? Нет! Я уверен, что это был не он.
— У вас есть особые поводы верить в его невиновность?
— Разумеется. И весьма веские аргументы.
— Какие именно?
Профессор Хоуп не ответил.
— Вы не хотите сказать об этом следствию, сэр?
— Я скажу об этом следствию. Но только тогда, когда вы разыщете его и приведете ко мне. А пока, извините, не могу. Только вот боюсь…
Профессор умолк, не договорив.
— …что мы его не найдем? Это вы хотели сказать?
Профессор Хоуп молча кивнул, подтверждая слова следователя.
— Что ж, посмотрим. А второго человека вы видели?
— Нет.
Профессор ответил с трудом. Дыхание его стало тяжелым. Видно было, что беседа его очень утомила.
Доктор Шредер встал с решительным видом, собираясь положить конец аудиенции, но следователь остановил его:
— Минутку, доктор, дайте нам еще одну минуту. Последний вопрос.
И, обращаясь к профессору Хоупу, спросил:
— Скажите, профессор, вы выходили из дому утром того дня, когда с вами произошло несчастье?
— Да, выходил.
— Вы посетили нотариуса Стимса на Редкросс-Род?