Дом страха

— Весна, — пробормотал он, покосившись на Ханну. — Каждый год, за месяц до Песаха [35], моя маманя является сюда, чтобы побыть с нами. Этого достаточно, чтобы свести человека с ума!.. А вы празднуете Песах со своей семьей?

— Д-да, — нерешительно отозвалась Ханна.

— Это очень сложно! Заставляет меня думать, что лучше б мы оставались в Египте. Что, там и вправду было так плохо? Майн готт! И моя жена только что купила двадцать упаковок пасты. Двадцать! Сказала, что у нее были купоны. И, естественно, мы каждый день едим пасту — нам нужно уничтожить весь этот хамец [36] до наступления Песаха. Теперь даже у меня запоры!

Он опять уселся, глубоко дыша, а Ханна попыталась оправиться от бездны свалившейся на нее информации.

— Ладно, — произнес наконец рабби. — Итак, вы расследуете убийство. Хорошо. Вперед, шлеп! Ищите вашего убийцу, чтобы мы могли спокойно спать по ночам, зная, что полиция охраняет наш покой.

— Рабби, — сказала Ханна. — Насчет убийцы. Мы считаем, что это тот же человек, который похитил ребенка Лисманов.

Тот пристально посмотрел на нее и уточнил:

— Эбигейл Лисман?

— У нее бат-мицва [37] только в следующем году, — проникновенно произнесла Ханна.

— Не пытайтесь разжалобить меня этой бат-мицвой, в других странах она давно бы уже ее отметила, — сардонически отозвался рабби, проницательно глядя на нее. — Вы решили, что стоит вам тут появиться — коп-еврейка с копом-гоем, — и рабби сразу поможет?

— Она всего лишь маленькая девочка, — добавила Ханна.

— Кхе-кхе! — произнес рабби. Ханна впервые в жизни услышала, как кто-то действительно произносит «кхе-кхе», прочищая горло. — Ладно, дайте мне минутку. Сам я понятия не имею, чем могу помочь вам с нарко­торговцами, естественно, но кто-то из конгрегации может что-то знать.

Он встал, открыл дверь и вышел из комнаты.

— Видела его лицо, когда она упомянула про куриный суп? — прошептал Митчелл.

— Тихо! Заткнись! — зашипела на него Ханна. — Не сейчас.

— Я думал, евреи любят куриный суп…

— Это как посмотреть.

— В смысле?

— Это зависит от того, заставляли ли тебя твои родители есть курицу. А теперь умолкни.

Они еще немного подождали, пока рабби не вернулся.

— Итак, — объявил он, — я сделал несколько звонков. Лично я знать не знаю никаких дилеров-шмилеров. Но один мой знакомый работает поблизости, и он ничего не видел. Однако он сказал, что там болтался какой-то бездомный небех [38]. Питер как-его-там.

— Питер Белл? — уточнил Митчелл.

— Точно!

— И этот ваш… знакомый считает, что Питер что-то видел? — спросила Ханна.

— Он не совсем уверен. Но думает, что это не исключено.

Ханна встала, и Митчелл последовал ее примеру.

— Спасибо вам, рабби, — поблагодарила она.

— Всегда пожалуйста, мэйдл [39], — отозвался тот, слегка поклонившись. — Надеюсь, вы найдете крошку Эбигейл и вернете ее домой целой и невредимой. ***

— Вон он, — сказала Ханна, показывая на тротуар. В двадцати футах перед их машиной своей обычной шаркающей походкой плелся Питер Белл.

Питер был одним из самых известных бедолаг Гленмор-Парка. С учетом морозных массачусетских зим мэр решил выделить средства, чтобы всем бездом­ным в городе с октября по апрель было с гарантией предоставлено теплое прибежище. Все работало сравнительно хорошо. Благодаря гибкому расписанию заселения и тому, что персонал закрывал глаза на всякую живность вроде собак и кошек, которых некоторые бездомные притаскивали с собой, никто из них не ночевал на улице.

За исключением Питера Белла.

Он отказывался объяснять, почему так и не заселился ни в одну из ночлежек. Пил он умеренно, наркотиков не употреблял. Время от времени, в особенно холодные ночи, копы получали задание присматривать за ним и по обнаружении задерживать за бродяжничество. Оказавшись за решеткой, Питер получал горячий суп и нотацию за беспрерывное шатание по улицам. На следующее утро его отпускали.

Ханна, как и все остальные копы, хорошо знала его по тем временам, когда еще сама патрулировала улицы в самую мерзкую ночную смену. И он до сих пор то тут, то там попадался ей на глаза, хотя последние три года у нее не возникало веских причин с ним общаться, поскольку ее повысили до детектива.

Митчелл остановил машину, и оба устремились вслед за Питером. Тот брел, сгорбившись и обхватив себя руками, как и всегда; его длинные ноги резко подрагивали при каждом шаге, словно он их не полностью контролировал. Когда они догнали его, он резко остановился и обвел их своим мягким взглядом.

— Привет, Питер, — сказал Митчелл.

Тот уставился на плитки тротуара и пробормотал:

— Здрасьте.

Одет Питер был в толстую черную куртку — подарок одного из милосердных граждан Гленмор-Парка. Голова его представляла собой спутанную массу длинных каштановых волос с сединой, опускающихся до самого подбородка, где они перепутывались с бородой. Губы у него были растрескавшиеся, зубы желтые.