Дом Солнца

На сцену вышли молодые музыканты. Они пробовали гитары, настраивались. А публика свистела, топала ногами, гудела. Ошарашенная Саша оглядывалась по сторонам: такого беспорядка на официальных мероприятиях ей видеть не приходилось. Наконец музыканты вступили с первыми аккордами. Но это оказались вовсе не песни советских композиторов. Юные архитекторы запели на английском языке. Народ в зале притих, а потом стал одобрительно подпевать, раскачиваться и размахивать руками. Старушки с первого ряда ретировались. Соседи слева и справа от Саши взяли ее за руки, и вот она вместе со всеми стала раскачивать руками в такт музыке. Музыканты на сцене разошлись, затрясли головами, гитарист даже подпрыгнул разок. Саша глянула на Герду. Таодобрительно подмигнула.

А тем временем завклубом ворвался в каптерку к главному дружиннику:

– Елки зеленые, у тебя что там, на сцене, происходит?!

– Так... это... концерт, – растерялся дружинник.

– Я тебе сейчас такой концерт устрою – будешь медведям на поселении песни петь!

Дружинник и завклубом помчались за кулисы.

– Ты какого хрена этих агентов вражеских на сцену выпустил?!

– Так у них бумага была, я проверял. Репертуар залитованый. С печатью бумага.

– Ага, только поют они не с бумаги, а с вражеских голосов! Устроил из клуба притон, понимаешь!

– Сейчас все исправим! – поклялся дружинник, бросился к электрощиту и решительным жестом вырубил главный рубильник.

Свет на сцене погас, гитары смолкли. Хиппи ахнули.

И тут двери распахнулись – в зал ворвались дружинники и милиционеры.

– Атас! Менты! Ноги! – наперебой заорали хиппи, вскакивая с мест.

Саша ошалело оглядывалась по сторонам.

– Линяй, некурящая! – крикнула Герда и, ловко подобрав цыганскую юбку, взобралась на подоконник, чтобы прыгать вниз.

Саша в испуге заметалась по залу, но тут Герда крикнула:

– Некурящая, давай сюда! – и протянула руку.

С Гердиной помощью Саша вскарабкалась на подоконник. Герда уже прыгнула. Саша глянула вниз – прыгать было страшно: буйные заросли скрывали неизвестно что. Вдруг там камни? Или овраг? А крапива – так уж наверняка! Но на спасительный подоконник уже запрыгнули еще двое хиппи, Сашу торопили:

– Ну, давай! Менты идут!

Саша зажмурилась и прыгнула.

Ничего. Только коленку немного ссадила. И Саша вдруг почувствовала себя первоклашкой, лазающей по деревьям. Вот так же когда-то сорвалась с высокой ветки, куда полезла на спор с мальчишками. И вот такое же ощущение: терпко-сладкий запах травы и саднящая коленка. И радость: сделала!

Милиция и дружинники поджидали незадачливых меломанов у главного входа в клуб: наготове милицейский мотоцикл с коляской. Плюгавый участковый грозно командует в мегафон:

– Всем выходить по одному через главный вход!

Не тут-то было. Наученные горьким опытом хиппи выбираются откуда угодно, только не через главный вход.

Второй милиционер смачно хрустит огурцом и вместе с начальником клуба неприязненно наблюдает, как хиппи выбираются из всех возможных окон и дверей клуба, бросаются врассыпную.

– Как тараканы, ей-богу! – сплюнул милиционер.

– Контра, одним словом!.. Волосатая! – сердито прищурился начальник.

Саша бежала по полю рядом с Гердой и Хуаном.

– Слушай, Хуан, у тебя нет ощущения, что Малой всех надул? – озабоченно спросила на бегу Герда.

Хуан вынул трубку изо рта и, тщательно подбирая слова, подтвердил с сильным акцентом:

– У меня нет такого ощущения – у меня есть такая уверенность.

А потом вся хипповская тусовка, убежав на безопасное расстояние, с кайфом расположилась на живописной поляне. Милицейская облава – не повод терять прекрасный день. Сколько их было в жизни каждого из «детей цветов», сколько еще будет. А вот солнышко светит, папиросы в кармане, друзья рядом – вот и все хорошо.

Часть народа собралась у одинокого чахлого деревца, обвязали его голые колючие ветки нашедшимися у каждого цветными ремешками, лентами и, провозгласив деревце Богом любви, взявшись за руки, принялись водить вокруг него хоровод.

Жило-было себе дерево, почему-то подумалось Саше, никого рядом с ним не выросло – остальные оказались умнее, проворнее и поселились в более благоприятных местах. Все ветра, все засухи – всё ему одному доставалось. А главное – ни для чего это дерево оказалось непригодным. И непонятно, зачем мучалось. Ни друзей, ни радостей, ни благодарности за урожай не виделодерево. Так и засохло в грусти и безнадеге. И, если бы не запели сегодня эти смешные лохматые пареньки-музыканты вопреки правиламна английском языке, так бы и осталось дерево бесполезной корягой. А теперь стало оно не кем-нибудь, а настоящим Богом любви. Ни одному его собрату из сада или заповедника такое и не снилось. Странно как в жизни бывает...

– Счастье спряталось на кончике несчастья, – вдруг сказал Хуан.

Герда снисходительно улыбнулась, забрала у него трубку, затянулась.