Дом Солнц

Я перенес транспортеры в задний отсек флайера, дотянулся до консоли пилота и отдал команду улететь, а утром вернуться. Это означало ночевку в укрытии, только в тот момент она пугала меньше всего.

Мистер Джинкс уже взялся за поручни, чтобы подняться в свой кораблик, но в последнюю секунду замер:

— Вы не передумали? Еще не поздно отступиться. А то сейчас я улечу, и вы останетесь одни. Отсюда не выбраться, если, конечно, не решите прыгнуть с башни. Боюсь, ваш флайер вовремя не среагирует.

— Мы готовы рискнуть, — отозвалась Портулак.

— Мне даже любопытно, чем все кончится. Есть желание остаться здесь и понаблюдать.

— Так вы понаблюдаете?

— Издали. Встречу с Фантомом пока не выдержало ни одно записывающее устройство. На платформу нацелены телескопы, но в присутствии Фантома они не слишком эффективны.

— Оставайтесь, — предложил я.

— Нет, мое здравомыслие сильнее любопытства.

Нежданно-негаданно поднялся ветер и хлестнул меня по щеке. Мистера Джинкса позабавило мое изумление.

— Что, шаттерлинг, почувствовал? Воздушные массы перемещаются, значит Фантом меняет погоду на свой лад. Все, мне пора.

— Летите, — кивнул я. — За нас не беспокойтесь. Утром мы расскажем, как все было.

У мистера Джинкса заметно изменилось настроение. Может, он поверил, что мы хотим только спасти друга?

— Желаю удачи! Вы в плену иллюзий, однако в храбрости вам не откажешь.

Мистер Джинкс поднялся в свой кораблик, который тотчас рванул прочь, трепеща механическими крыльями. Следом понесся флайер, чтобы переждать ночь в городе, а на заре вернуться. Мы с Портулак смотрели, как корабли превращаются в точки и тают вдали.

Ветер усилился и, словно бритвой, резал глаза. Пришлось закрыть лицо ладонью и глядеть сквозь растопыренные пальцы. Солнце, опускавшееся к западному горизонту, заслонила дымная туча пурпурно-черного цвета. Состоящая из тысяч мельчайших частиц, она роилась, вздымалась, извивалась. Размер я определить затруднялся, потому что не знал, с чем сравнить. Хотя основная масса Фантома — темный пульсирующий сгусток сердца с наибольшей концентрацией воздушных механизмов — в диаметре была по меньшей мере такой же, как смотровая платформа. Трепет я испытывал и прежде — благоговейный, который вызывали великие деяния, отчаянно храбрые, порой рискованные, например шедевр живописи или штурм горной вершины, сейчас же трепетал от животного страха. Всепоглощающий ужас велел бежать, прятаться и кислотой разъедал мою решимость.

Я вспомнил все, что узнал из космотеки и от имирийцев. В дремучие века Золотого Часа Фантом Воздуха был мужчиной по имени Абрахам Вальмик. Богач и долгожитель, Вальмик хотел получить от Вселенной много больше, чем отдавал. К тому времени Абигейл и другие основатели Линий уже избрали свой путь к бессмертию — раздробились на шаттерлингов и, гонимые жаждой к знаниям, принялись осваивать галактику. Наверное, в то же время кто-то пошел другой дорогой и начал превращаться в кураторов Вигильности. Вальмика не устраивало ни дробление, ни сжатие времени, ни биотрансформация. Он пожелал стать машиной, чтобы его сознание переселилось в максимально прочную оболочку. Нейрон за нейроном, его мозг заменили механическими составляющими. Замену производили постепенно — так порой реконструируют городские районы, вместо того чтобы снести старые дома и построить новые, — и Вальмик разницу не чувствовал. Зато ее ощутили другие: гудящая паутина искусственных нейронов сделала Вальмика совершенно непохожим на людей.

Едва процесс завершился, Вальмик отказался от человеческого тела, в котором больше не нуждался. При необходимости он использовал органическую нервную систему, однако требовалось это крайне редко. Абстрактные миры симулированного опыта стали ему милее общения с людьми во внешнем мире. Люди теперь докучали ему — они же патологически предсказуемы, мысли как под копирку. Вальмик чувствовал себя иным — рыбой, которая выпрыгнула на берег и поняла, что способна дышать. Остальные же так и гнили в океане. Что общего могло быть у него с ними?