— Виновным Лихниса никто не считает, — проговорила Волчник. — А если считает, пусть растолкует мне после завтрака. Но возможно, он спровоцировал бойню непреднамеренно. Если в той его нити впрямь таилось нечто провокационное, нужно выяснить, в чем дело.
Чистец буквально сверлил Лихниса взглядом:
— Неужели ты даже не представляешь, что там может быть… провокационного?
Лихнис объяснил, что к атаке мог привести его полет на Вигильность. Мол, и Геспер, и покойный доктор Менинкс интересовались галактическими архивами.
— Внезапно всех обуяло любопытство, — подытожил Лихнис. — Машинный народ заслал туда своего представителя, но Геспер потерял память, так и не выполнив задания. Туда как магнитом тянуло доктора Менинкса. Может, собранные мной данные и спровоцировали атаку?
— Ты выяснил нечто архиважное, но не знаешь, что именно? — изумился Чистец.
— Некто увидел в моей нити то, чему я не придал значения, — ответил Лихнис, ничуть не задетый скепсисом других шаттерлингов. — Надо тщательно ее изучить. Возможно, я узнал нечто столь опасное, что нас решили истребить.
— Опасное для кого-то присутствующего на сборе? — уточнил Калган. — Для одного из нас?
— Гомункулярные пушки прилетели на корабле Линии, — вмешалась я, — иначе не попали бы в зону обстрела системы сбора — их перехватили бы. Спросите Аконита и Волчник — они подтвердят.
Я взглянула на Аконита, и тот поднял руки: согласен, мол. Волчник коротко кивнула.
— Кто-то знал, где состоится наш сбор, — вмешался Лихнис. — Уже из этого вытекает, что имелся доступ к закрытой информации. И Овсяница считал, что нашу внутреннюю систему взломали, и явно подозревал кого-то из нас, причем давно. Сиди он за этим столом, задавал бы нелегкие вопросы.
Тут впервые с начала завтрака заговорила Минуарция, убрав голубоватую прядь с темных мечтательных глаз. Я смотрела на нее — и видела сквозь призму воспоминаний Лихниса.
— Большинство шаттерлингов прилетели как раз к засаде. Нити сплетать еще не начали — мы дожидались опоздавших, чтобы начать Тысячу Ночей. Другими словами, нити канули вместе с хозяевами. Нам уже не узнать, чем занимались погибшие последние несколько циклов.
Все смотрели на Минуарцию, не совсем понимая, о чем она.
— Однако нам известны их намерения. — Голос Минуарции обволакивал, как горький шоколад. — В самом конце предыдущего сбора все мы подали ориентировочные планы полетов. Беспрекословно следовать плану никто не обязан: будут интересные данные — будут перемены, но представление получить можно.
— При чем тут… — начал Чистец.
— Планы полетов в открытом доступе, — объяснила Минуарция. — Можно проверить, чей маршрут соответствует нити Лихниса.
— Собирайся кто на Вигильность, я бы запомнил, — проговорил Чистец.
— Вряд ли все так явно, — возразила Минуарция. — Вигильность собирает и изучает информацию со всей галактики, из многих систем. Вдруг твоя нить подвигла кого-то на дополнительное расследование? Для этого на Вигильность можно не лететь.
— Ага, тут есть о чем подумать, — кивнул Аконит.
— Отлично, — недовольно буркнул Чистец. — Минуарция, поручим это тебе, согласна?
— Не возражаю. Пока есть стандартный доступ, могу заняться этим, как и любой другой шаттерлинг. Мне, конечно, понадобится нить Лихниса. — Минуарция лучезарно ему улыбнулась. — Проблем ведь не будет?
— Даже не знаю, — тихо ответил Лихнис.
— Не понимаю, — покачал головой Чистец. — Цикл назад твоя нить была в открытом доступе. Почему проблемы возникнут сейчас?
— Потому что нити больше нет. Я ее стер.
У Аконита чуть глаза на лоб не вылезли.
— На «Лентяе» ты утверждал…
— Да, но я ошибался. Думал, в космотеке есть резервная копия. Ничего подобного. Я прокололся.
— Зачем стирать собственную нить? — изумилась Пижма.
— Говорю же, я прокололся.
— Непреднамеренная ошибка, с кем не бывает, — проговорил Горчица.
— Нет, не так, — возразил Лихнис. — Тут не ошибка, а морально-нравственный прокол. Нить я стер, потому что устал таскать за собой прошлое. Чувствовал себя каторжником, волочащим мешки, в которых воспоминаний столько, что хватит на целую жизнь. — Большинство шаттерлингов насупились, и Лихнис покраснел. — Воспоминая мои, и я распорядился ими так, как счел нужным. Это неотъемлемое право человека, и Линия тут не указ.
— Ах, Лихнис! — чуть слышно вздохнула я. Очень хотелось поддержать его, я понимала: его поступок на грани непростительного.
— Я думал, ничего страшного, — продолжал Лихнис. — Думал, банк нитей сохранит контрольный экземпляр до следующего сбора.
— Но его уничтожили гомункулярные пушки, — сказал Чистец.
— Не мог же я это предугадать.
— По твоей вине тот экземпляр остался единственным.
— Ага, задним умом каждый крепок, — пробурчал Лихнис.
— Ты и так напрашивался на строгий выговор, но этим поступком заслужил его сполна.
— Слушай, Чистец, вчера ты сиял от счастья. Что изменилось?