Дом сестер

Возможно, в другое время Фрэнсис не смогла бы подавить злорадство, но в данный момент она оставалась равнодушной ко всему, что видела и слышала. Она думала только о Кейт. Для нее бабушка была единственным человеком, который действительно ее понимал и безоговорочно принимал. Кейт воодушевила ее на поездку в Лондон. Кейт пришла на помощь, когда Джон и Виктория поженились и Фрэнсис не знала, как справиться со своим отчаянием. Она всегда могла прийти к Кейт. Она чувствовала себя защищенной, когда грубые руки старой женщины гладили ее по волосам, когда Фрэнсис вдыхала тонкий аромат лавандового масла…

Теперь она осталась одна».

Барбара отложила листки в сторону и подлила себе свежего кофе. Добавила в него лишь каплю молока, но положила много сахара. Горячий сладкий напиток оживил ее, и она сразу почувствовала себя лучше, хотя в кухне все еще было холодно и плита отдавала лишь немного тепла. Барбара обхватила чашку обеими руками, наслаждаясь легким покалыванием, которое приятно распространялось по пальцам. Сделала большой глоток, обожгла рот и сразу сделала следующий, потому что ей стало так хорошо…

Она вздрогнула, когда в двери появился Ральф. Барбара не слышала его шагов и думала, что он еще спит.

— Доброе утро, — сказал Ральф. Он казался бледным от бессонной ночи. Из-за щетины на щеках, которая еще вчера вечером придавала ему сексуальность, он казался более старым и усталым.

— Который час? — спросила Барбара. Она оставила свои часы наверху.

— Девять. Я проспал.

— Почему? У нас отпуск. Хотя проходит он довольно своеобразно… Вообще-то, — она озабоченно посмотрела на него, — ты не выглядишь так, будто проспал. Скорее, будто ты совсем не спал.

Он провел рукой по лицу.

— Да, это правда. Но около семи я все же уснул.

— Садись и выпей кофе. К сожалению, не могу преподнести тебе торт именинника, но обязательно сделаю это, как только мы вернемся домой. — Она принесла вторую чашку, ложку и поставила на стол сахарницу. — Хочешь съесть свой последний кусок хлеба?

— Спасибо. Приберегу на потом. Утром еще терпимо, но во второй половине дня у меня появляется зверское чувство голода.

— У меня то же самое. — Барбара взяла кофе с плиты и налила Ральфу. Остановилась у мойки, наблюдая, как он пил и как постепенно розовели его щеки.

Наконец он поднял глаза.

— Спасибо еще раз за твой подарок. Ты знаешь, что я давно мечтал о поездке сюда.

— О! — Барбара протестующе подняла обе руки. — Тебе не за что меня благодарить. Я представляла все это совсем иначе.

— Со снегом ты ведь ничего не могла сделать. — Он рассматривал многочисленные листы, разложенные на столе. — Уже дочитываешь?

— Пока нет. Только что началась Первая мировая война.

— А Фрэнсис Грей ты уже узнала ближе?

— Мне кажется, да, — задумчиво ответила Барбара. — Она была сильная женщина, хотя ей часто было непросто. В данный момент ей очень тяжело. Ее семья от нее отвернулась, потому что она примкнула к движению суфражеток. Она живет в нищете где-то на востоке Лондона. Ее бабушка, самый близкий человек, умерла. А мужчина, которого она любила, женился на ее младшей сестре.

— Мне кажется, что на этой картине в столовой она выглядит суровой. На мой взгляд, она не очень симпатичная.

— Тебе бы понравилась ее сестра Виктория. Ласковая, любезная, маленькая белая мышка. Очень милая и без малейшего желания идти собственным путем. Привязанная к дому и полностью ориентированная на своего мужа. Не создающая никаких проблем и не строящая никаких честолюбивых карьерных планов.

В голосе Барбары появилась резкость, которая была слишком хорошо знакома Ральфу. Она всегда использовала этот тон, когда речь шла о карьере, о том, как согласуются высокие профессиональные достижения с семьей и детьми. Они вели дискуссии на эту тему до полного изнеможения. Смысл заключался в том, что Барбара просто не хотела иметь семью. Она не хотела, и поэтому — Ральфу постепенно это становилось ясно — было бессмысленно пытаться что-то объяснять и постоянно убеждать ее, что у него нет намерения тормозить ее карьеру и что дети и немного больше семейной жизни никак на нее не повлияют.

Это не было вопросом логики или разума. Барбара отказалась от этого. И Ральф вряд ли мог надеяться на то, что она передумает; по крайней мере, на это оставалось мало времени. Барбаре было тридцать семь. Время медленно уходило.

В особо мрачные минуты Ральф размышлял, не может ли более глубокая и истинная причина заключаться в нем самом. Возможно, она боялась сблизиться с ним, поскольку — по крайней мере, в ее глазах — это являлось условием и следствием создания семьи. Детей она, возможно, воспринимала как обязательство в любом случае оставаться с Ральфом.

Барбара была перфекционисткой. Неудача в браке могла быть для нее довольно неприятным явлением, но распад всей семьи означал бы большое личное поражение.

Может быть, она нашла бы твердость духа в другом мужчине?

Слишком мучительно, решил он, чтобы продолжать думать об этом.

Она говорила о готовности Виктории Грей приспосабливаться — Ральф ждала ответа.