— Ты все теряешь, Фрэнсис. У тебя действительно к этому талант. Ты потеряла то, что могло быть между нами, и этого уже достаточно. Но ты потеряешь еще и свое будущее. А это уже идиотизм. Ради чего? Избирательное право для женщин ведь не зависит от тебя. И изменения в законах не произойдут лишь потому, что ты сидишь здесь и страдаешь. Твоя борьба и без того скоро закончится, потому что они посадят тебя в тюрьму на несколько лет. Ты совершенно напрасно играешь роль святой мученицы!
— Я — часть их. Я не могу поджимать хвост и убегать, как только запахнет паленым. Ты тоже так не поступил бы.
— Я бы с самого начала не ввязался в такую бессмыслицу! — резко возразил Джон. — Фрэнсис, — он взглянул на надзирательницу и понизил голос, — я все еще хочу на тебе жениться. Ты уже, видит бог, вкусила жизнь по другую сторону Дейл-Ли. Мне бы хотелось, чтобы…
На измученном лице Фрэнсис появилась улыбка, полная пренебрежения и болезненной иронии.
— Конечно! Перспективный политик Джон Ли! Ты хочешь пробиться в нижнюю палату, да еще являешься сторонником тори… И для твоей карьеры тебе, конечно, нужна подходящая жена, которая тебя поддерживала бы. Не та, которая сидела в тюрьме и примкнула к этим распущенным суфражеткам. Ты хочешь на мне жениться, но перед этим я должна, разумеется, изменить свои взгляды и принять твои… Какой же ты дурак, Джон! Разве ты меня недостаточно хорошо знаешь, чтобы понимать, что я это никогда не сделаю?
— Пожалуйста, оставь…
Но она отвернулась и, собрав последние силы, обратилась к надзирательнице:
— Я хочу назад в камеру.
— Фрэнсис! — закричал Джон. — Ты совершаешь ошибку!
Она еще раз взглянула на него. Образ его, стоящего там, по ту сторону разделяющей их решетки, врезался в ее память больше всех других. Джон так не вписывался в эту обстановку… Но он пришел, потому что приходил всегда, когда она попадала в трудную ситуацию. Он любил и одновременно ненавидел ее в этот момент.
Внезапно Фрэнсис поняла, что Джон никогда больше не предложит ей выйти за него замуж. Скорее он откусит себе язык. На глазах у нее закипели слезы, и она быстро отвернулась, чтобы он этого не заметил. Фрэнсис отказала ему во второй раз — и теперь потеряла его навсегда. При этом она чувствовала, что ее потеря заключается не только в этом мужчине, а охватывает все, что составляло ее жизнь. Принято решение, отрезавшее ее от всех, кого она любила.
Фрэнсис вышла из комнаты, так и не посмотрев больше на Джона.
В какой-то момент ее положили в больницу. У нее было тяжелое воспаление легких и такая высокая температура, что Фрэнсис едва понимала, что происходило. Только значительно позже она осознала, как близко была к смерти в те недели.
В больнице ее навестила Маргарет. Она очень похудела и по малейшему поводу начинала плакать. Филипп просиживал у кровати Фрэнсис столько, сколько ему разрешали. Пришел Джордж. На нем была униформа курсанта военной школы в Сандхёрсте, и Фрэнсис, блуждая в лихорадочных сновидениях, не узнала его. Он рассказал, что Элис отпустили из тюрьмы, но ее тоже принудительно кормили, и теперь у нее подорвана психика. Только позднее это известие дошло до сознания Фрэнсис. Она также не помнила, что постоянно звала мать, но Морин не пришла. Иногда видела над собой доброе, худое лицо седовласого мужчины — и тогда ей казалось на миг, полный радости, что это ее отец. Но, несмотря на постоянный туман, окутывавший ее, Фрэнсис все же поняла, что это был не Чарльз, а врач, который ее лечит.
Но он придет, скоро, подумала она с неизменной надеждой ребенка, который еще не знает, как редко бывает благосклонна жизнь к исполнению заветных желаний.
Ее отец действительно пришел, но это произошло не так, как она об этом мечтала. Он появился перед самым Рождеством, в тот день, когда Фрэнсис впервые позволили встать с постели и она, опираясь на руку медсестры, на ватных ногах сделала несколько первых шагов. За десять дней до этого ее состояние было настолько критическим, что врач сказал ей позже, что уже не верил в ее выздоровление. Фрэнсис невероятно похудела, под глазами залегли черные круги, а лицо было призрачно бледным. Она чувствовала себя слишком слабой, чтобы вставать, но сестра объяснила ей, что может быть опасно лежать так долго.
Фрэнсис плелась по длинному больничному коридору, потом возвращалась назад, и ей было очень плохо. Но она чувствовала, как к ней возвращаются силы. Снова пробуждалась ее воля к жизни, которую болезнь, кажется, почти сломила. Фрэнсис стискивала зубы. Она будет ходить. Она будет есть. Она станет здоровой. И тогда станет видно, что будет дальше.
Она подумала, что глаза обманывают ее, когда увидела Чарльза, идущего к ней по коридору. Она отпустила руку медсестры, на которую опиралась, и неуверенными шагами пошла к нему навстречу.
— Отец!
Он едва успел поймать дочь, прежде чем ее колени подкосились. Она лежала на его руках, вдыхая хорошо знакомый запах туалетной воды, сигарет и виски, и у нее было чувство, что после очень долгого отсутствия она опять вернулась домой.