Дом сестер

Пока согласие родителей не было получено, все было так далеко… И вот прощание стало делом ближайшего будущего. Во время ужина Фрэнсис молчала и вполуха слушала оживленную болтовню Виктории, рассказывавшей о каком-то веселом происшествии в школе.

Морин, уткнувшись в свою тарелку, неожиданно сказала:

– Мы уже больше двух недель ничего не знаем о Джордже, а теперь уезжает и Фрэнсис… Скоро я вообще не буду знать, где находятся мои дети и чем они занимаются.

При упоминании имени Джорджа лицо Чарльза помрачнело.

– Джордж образумится и даст о себе знать, – промычал он, – а куда едет Фрэнсис, тебе ведь известно. У Маргарет ей будет хорошо.

– Если б только у нас был телефон! Тогда…

– Я куплю тебе телефон, – нервно сказал Чарльз, – потому что иначе в ближайшие недели ты сведешь меня с ума. Я куплю телефон, и ты сможешь десять раз в день звонить Маргарет и спрашивать, жива ли еще Фрэнсис.

Кейт сидела в своем кресле-качалке у окна, когда вошла Фрэнсис. На улице тем временем стемнело, и дождь лил стеной.

– Ты хотела поговорить со мной, бабушка? – спросила Фрэнсис.

Кейт отложила в сторону книгу, которую читала, и кивнула.

– Я хотела тебе сказать, что нахожу твое решение верным. То, что ты задумала – хорошая идея. Смотри не передумай, даже если твоя мать в ближайшие дни будет слишком сокрушаться.

Фрэнсис села на кровать бабушки. Она была не меньше растеряна и озадачена, чем перед своим намерением отправиться в Лондон.

– Я надеюсь, бабушка, что поступаю правильно. Джон Ли сделал мне предложение, но я сказала, что сейчас не могу принять решение.

– Вероятно, ты действительно не можешь. Тогда ты правильно сделала, что сказала ему об этом.

– Мне кажется, дело даже вовсе не в нем, а только во мне. Если б я сейчас вышла замуж, то моя жизнь была бы точно определена. Но у меня такое ощущение, что я хочу до этого узнать еще и другую сторону жизни. Ту, о которой еще ничего не знаю, в которой ничто не предсказуемо. Все остальное… кажется, подавит меня. Как ты думаешь, это нормально?

– Нормально или нет, – ответила Кейт, – но ты, в любом случае, должна делать то, что считаешь нужным. То, что ты действительно хочешь, а не то, что диктуют определенные общественные нормы. Ты понимаешь? – Она улыбнулась. – У тебя к этому слишком предвзятое отношение. Твои родители пренебрегли всеми правилами приличия, когда поженились. Ты выросла совершенно свободной, если не принимать во внимание время, когда они отправили тебя в эту ужасную школу. Но это, слава богу, не согнуло тебя. Вероятно, ты никогда не сможешь жить в ограниченном пространстве, и это повлечет для тебя определенные проблемы – но это так. И ты должна с этим смириться.

– Если Джон женится на другой…

Кейт строго посмотрела на нее.

– Ты его любишь?

Фрэнсис сделала какое-то беспомощное движение рукой.

– Да. Мне кажется, да. Но…

– Но недостаточно, чтобы сейчас выйти за него замуж. Фрэнсис, возможно, ты потеряешь его. Но это опасение не должно определять твое решение. Может быть, Джон – это та цена, которую ты должна заплатить. Что-то приходится платить всегда. Смотри, я… – Кейт запнулась. – Я никогда не рассказывала этого твоей матери, – продолжала она, – так как боялась, что она этого не перенесет. Но ты сильнее ее.

– Ты о чем?

– Речь идет о твоем дедушке Лэнси. О Дэне, этом ирландском голодранце, за которого я полвека тому назад вышла замуж. – В голосе Кейт слышались нежность и разочарованность. – Твоя мать считает, что мы больше о нем ничего не слышали. Я думаю, она цепляется за предположение, что он или жив, или, в крайнем случае, умер легкой смертью.

Фрэнсис внимательно посмотрела на бабушку.

– А ты что-то знаешь?

Кейт кивнула.

– В течение пяти лет после того, как уехала с Морин из Дублина, я поддерживала связь с одной знакомой, которая жила рядом с нами. Хотела знать, что стало с Дэном. – Ее лицо помрачнело. – Он умер. И умер в нищете. Один, на улице, оборванный и голодный. Перед смертью он даже не пил, потому что ему никто уже больше ничего не давал. Его выселили из квартиры, поскольку Дэн не мог оплачивать аренду. С этих пор он стал бездомным, блуждал по улицам Дублина, питался отходами, которые базарные торговцы превращали в месиво и выбрасывали, когда демонтировали свои прилавки. Иногда ему удавалось собрать попрошайничеством немного денег, на которые он сразу же снова покупал спиртное. Зимой его иногда брали к себе домой сердобольные соседи из нашего поселка, благодаря чему он выживал в течение долгих холодных месяцев. Но ты же знаешь, люди там живут очень стесненно и бедно, и у них много своих проблем. Так что в какой-то момент они выставляли его за дверь, где царили холод и сырость. Ты не представляешь, какими сырыми бывают зимы в Дублине.

– Это ужасно, бабушка, – тихо сказала Фрэнсис.