Вид этих монстров даже тут, в угрюмом полузатопленном подземелье, был настолько чуждый и чужеродный, что Аннушка ни на секунду не усомнилась: «Там, наверху – война, а это материализовавшийся потенциальный противник. Враг!» Хотя рассказывали, конечно, в клубе всяческие небылицы о том, как наш спецназ уходит в «Метро-2» сражаться с гигантскими крысами, и даже, в подтверждение этого, показывал кто-то отечественный армейский ботинок с присохшей голенной костью. Но Аннушка и тогда не верила, и сейчас не готова была поверить своим глазам. Она даже зажмурилась, уже за углом, прижавшись спиной к сырым, пахнущим плесенью, кирпичам. Но, когда, решившись, выглянула-таки в основной тоннель снова, монстры уже выросли из смолянистой глади воды во весь рост и теперь стояли в ней по колено. Они обросли касками, ранцами, бронежилетами и подсумками и ещё какими-то гаджетами милитаристического толка. Ощетинились разнокалиберными стволами, щупами металлоискателей, но переговаривались хоть и с электронным акцентом, но явно по-русски. По крайней мере, она пару раз отчётливо расслышала «твою мать» или «мать твою», что-то в этом, патриотическом, духе.
Значит, всё-таки наши. И, значит, никакой войны на поверхности нет. Если, конечно, она не началась сразу, как Аннушка спустилась в коллектор, и уже проиграна, и теперь тут, можно сказать в канализации, проходит последний рубеж обороны…
Впрочем… «Хватит себя обманывать! – одёрнула саму себя Аннушка, сползая по стене. – Какая, на фиг, война?! Они тут по мою душу…»
Подтверждение тому она нашла, как только снова решилась выползти за угол на четвереньках. Ну, правильно, – она как раз почти добралась до цели своей одиночной вылазки. И, похоже, что они – тоже. Скрестив лучи нашлемных фонарей на бурой стене и отбросив назад чёрные тени, «канализационный спецназ» обсуждал пиктограммы, оставленные с вечера тщеславным Крысом для увековечения своей вылазки. Ниже он намалевал себя красной краской из баллончика совершенно в духе древнеегипетских фресок – в профиль и значительно большим всех прочих фигурок, этакий фараон среди рабов. Хоть, справедливости ради, надо непременно сказать – именно «рабы» вели его, чуть ли не за руку, вперёд, а он нервически упирался. Вели прямиком к дренажному колодцу, вскрытому взрывчаткой чуть погодя. Колодцу, где и пропала их маленькая экспедиция, вся, за исключением самой Аннушки. Значит, найти этот дренажный колодец для спецназа – дело двух минут.
«Но как они попали сюда? – запоздало озадачилась Аннушка. – Откуда узнали?»
Тут и заскреблась где-то в животе тошнотворная пугливая мысль: «А может, я сама их и привела, шли по пятам, а я не заметила?»
Аннушка невольно обернулась, негромко взвизгнула и оказалась в воде. И за мгновение до того, как течение схватило её за шиворот неумолимой рукой, затянуло в бездыханную мглу и бесцеремонно поволокло, обдирая её коленки о близкое дно, Аннушка успела заметить: на парапете, на том месте, где она была только что, высится ещё один технологический демон. С протянутой слепо рукой, будто всё ещё надеясь нащупать во тьме жертву, канувшую бог весть куда …
Глава 20. В пыли столетия
Решётчатые двери лифта разъехались перед Горлумом и Крысом, сложившись как вертикальные жалюзи. В этом не было сомнения – лифта. Только теперь таких не делают. По крайней мере, не делают для простых смертных. А вот для непростых, вроде этого…
Этот был самый смертный из всех, когда-либо виденных Горлумом. Тут не то что могильному червю поживиться было нечем, не нашлось бы местечка, где переночевать призрачному духу покойника. Сквозь прорехи в расползшемся сюртуке ржавели голые ребра, фаланги пальцев цепко держали ручки саквояжа сморщенной кожи, желтоватый череп лоснился, как отшлифованный, показывая входящему темя и косо отпавшую нижнюю челюсть с одним золотым зубом. Какая-то бурая труха осыпалась из-под чёрной бабочки на манишку, из-под сюртука на штаны, из штанин на кожаные гетры туфель.
Покойник сидел на тесном диванчике, как пассажир на старинном вокзале, так заждавшийся поезда С.-Петербург – Берлин, что густая паутина срастила его со стеной за плечами.
Крадучись и отчего-то боясь вспугнуть мертвеца, Горлум приблизился.
Бархатная обшивка, некогда пурпурного цвета, некогда придававшая кабине лифта схожесть с ювелирной коробочкой, превратилась в линялое тряпьё, местами висящее рваными лохмами, а местами разграфлённое медными гвоздиками на квадратики, по размерам как рифление шоколадной плитки. Пыль столетия покрыла всё рыжей копотью, но тем не менее претензия осталась. В облезлой позолоте и замысловатых изгибах диванчика в стиле модерн. В позолоченной бронзе светильника с жёлтым плафоном. В золотых нитях шнура, служившего, скорее всего, пусковым рычагом.
– Иди сюда… – не оборачиваясь, шёпотом позвал Горлум.
– Не пойду… – равнодушно буркнул Крыс.
– Чего это? – даже слегка удивился опытный диггер, вглядываясь, к чему там привязан позолоченный шнур. – Раз сюда приехал, значит, и отсюда увезёт…