В 1850-е – 1860-е гг. также претерпели значительные изменения парки вокруг домов Ротшильдов. В Ферьере под руководством Пакстона создали новый пруд с декоративными мостиками, а также детально продуманные теплицы и зимние сады. Хотя ее дочь Эвелина предпочитала парки в Ганнерсбери и Ментморе, описание Шарлотты Ферьера того периода полно воодушевления из-за «кустарников, деревьев и цветов, оранжерей и теплиц, и… блестящего и превосходного содержимого последних… Ферьер, по моему мнению, – сказочная страна, в которой есть все, кроме протяженного и живописного вида… Дядя Джеймс коллекционирует уток, лебедей и фазанов со всех частей света… Как ансамбль – с оранжереями, теплицами, хрустальными дворцами, виноградниками, цветниками и теплицами, парками, плодовыми и цветущими садами, фермами, зоологическими диковинками, дикими и ручными животными… – Ферьер непревзойден… [Он напоминает] дворец Аладдина со сказочными садами, чудесными птичниками, красивыми ручьями, в которых водятся карпы, и хрустальными дворцами, полными ароматных сладких фруктов и ярких цветов».
В Булони ландшафтный дизайнер Пуаре построил детально разработанный водный сад с каскадами и романтическими каменными горками, а Джеймс добавил «гусей с кудрявыми перьями», белых уток, египетских осликов и говорящего попугая в свою коллекцию экзотической фауны. И в Преньи имелся зверинец, где Адольф разместил коллекцию патагонских зайцев, кенгуру и антилоп. Даже парки при более старых домах перестроили и перепланировали; хотя Ансельм редко туда ездил, он превратил парк в Шиллерсдорфе в силезский вариант Риджентс-парка. Кроме того, он приказал устроить там озеро, на котором жили дикие утки, и построить множество коттеджей в английском стиле для работников усадьбы – ранний пример патернализма Ротшильдов за городом. И многочисленные коллекции животных и птиц стали первыми ростками последующей страсти Ротшильдов к зоологии.
Не остались без внимания и резиденции Ротшильдов в крупных европейских городах. Лайонел приобрел дом по соседству с домом 148 на Пикадилли у члена парламента Фицроя Келли и поручил компании «Нельсон и Иннес» построить на месте двух соседних новый, гораздо больший дом. Пока велись работы, он переехал в Кингстон-Хаус в Найтсбридже[32]. Для того чтобы получить впечатление о его новом доме (его снесли столетие спустя, когда расширяли Парк-Лейн для проезда транспорта), достаточно было лишь войти в один из величественных лондонских клубов: цокольный этаж предназначался для проживания мужской прислуги и винного погреба, на первом этаже разместился просторный холл, массивная мраморная лестница вела в огромные приемные залы на втором этаже, на третьем разместились частные комнаты, а в мансарде жили горничные. Кухню перенесли под террасу в саду. Различные отели в Париже создавались по тому же образцу и имели в своей основе ту же структуру[33].
Разумеется, задача заполнить все эти дома соответствующей мебелью и украшениями так и не была завершена. Перед одной из многочисленных поездок в Париж Шарлотта составила список покупок, куда входили мраморные статуи за 2 тысячи ф. ст.; четыре статуэтки; хрустальная люстра; четыре бюста римских императоров; «две чудесные вазы россо антико, украшенные великолепной резьбой, с изображением Нептуна, окруженного тритонами и морскими нимфами» за 5 тысяч гиней; кроме того, она купила стол за 150 ф. ст. Год спустя лондонские торговцы произведениями искусства предлагали ей, среди прочего, «картину Рубенса, чудесный камин работы Иниго Джонса, красивую картину сэра Джошуа [Рейнолдса], на которой изображена красивая женщина… и, последнее, хотя и не менее важное, давно обещанную мистером Расселом японскую или китайскую коллекцию». Снобы вроде Гонкуров любили насмехаться над доверчивостью Ротшильдов, когда те имели дело с торговцами произведениями искусства: в одном из их злорадных анекдотов Ансельм предлагал одному оптику 36 тысяч франков, если тот сумеет изобрести «такой лорнет, который придавал бы ему способность видеть глазами человека со вкусом»; в другой истории Джеймс подарил дочери торговца красивое платье, чтобы обеспечить за собой картину Веронезе по приемлемой цене. На самом деле Ротшильды очутились в элите коллекционеров искусства; может быть, даже возглавили ее. «Пустяковый маленький Рафаэль за 150 тысяч франков, Кёйп за 92 тысячи франков, – писал братьям Нат с одного парижского аукциона в 1869 г. – Сейчас нужно иметь много денег, чтобы покупать картины», – или, как выразился его кузен Гюстав, «деньги, которые можно потратить сразу же». Но у кого водились такие деньги, если не у Ротшильдов?
На фоне такой бурной деятельности перестройка здания банка в Нью-Корте в начале 1860-х гг. казалась запоздалой. Конечно, Шарлотта считала новое здание «просто чудесным, предназначенным для великих дел». Остается понять, насколько политика – не говоря об искусстве и архитектуре – отныне отвлекала младшее поколение Ротшильдов от выполнения этого предназначения.