Дом родной

Заместитель ушел, и Зуев мог свободно предаться фронтовым воспоминаниям. Но на уголке конверта, выглядывавшего из-под директивы полковника Коржа, он вдруг увидел почтовый штемпель с надписью «Москва». Нет, проситель был издалека… А кроме того, Зуев давно надеялся получить одно письмецо из столицы… Хотя эти надежды за последние дни основательно потускнели.

Конверт, манера запечатывать длинную цидульку да и сам адрес был написан как-то так, что даже без почерка и проглядывания на свет тонкого конверта угадывался характер: неспокойный, строптивый, с каким-то душевным изломом. «Неужели все-таки вспомнила? И сама первой решилась написать?» — подумал Зуев.

Вскрыв конверт, военком развернул письмо.

«Найденыш! Что же ты?!»

«Ты» было перечеркнуто и переделано на «Вы», даже с прописной буквы.

И майор сразу почувствовал, как у него краснеет шея. Он боязливо оглянулся вокруг. Но все его подчиненные были заняты делом. А за окном, как улей в погожий день, гудел базар.

«…Так ни рыцари, ни джентльмены, ни даже просто порядочные вояки не поступают… бросили девушку и — в свои дебри, медведь Вы косматый. Ай-ай-ай…»

Ему даже показалось, что из-за листа какой-то необычной голубовато-серой заграничной бумаги показалась тонкая-тонкая женская ручка и погрозила пальчиком зуевскому виноватому носу…

«И так и ни слова? Ни признания? Ни даже вздоха издалека? Эх, найденыш, найденыш…. А я, признаться, по Вас, — теперь уже тщательно зачеркнуто было «Вас», — по тебе соскучилась, бука ты этакий… Вот какова наша женская месть: чтобы сегодня, хотя бы часок, не спал, ворочался, кряхтел и думал обо мне. Это вам… тебе… а впрочем — Вам, черти Вы полосатые, вроде гауптвахты или наряда вне очереди. Вот!»

Затем, с нового абзаца, шла волнистая линия чернил, настолько выразительная, что Зуев представил себе не только маленькую ручку, дрожащую на бумаге, как перо осциллографа, наносящего на валик режим домны или биение кроличьего сердца, но и увидел белокурый локон, упавший на щеку, и задумчивые Инночкины глаза, уставившиеся куда-то вдаль. В конце этой линии была поставлена энергичная точка.

И сразу сухой, деловой тон:

«Итак, Вы почти зачислены в аспирантуру, пока заочно. Срочно шлите заявление, документы и анкету… Ну, знаете, по форме: фамилия, имя, отчество, год рождения, пол (а самое-то нужное в человеке ведь это не его пол, а его потолок — вот этого анкета как раз и не требует), образование, партийность, не забудьте упомянуть о вашем столбовом пролетарском происхождении, военное звание, подвиги и награды… насчет родственников за границей, что положено, и срочно — слышите, срочно! — присылайте. Рыжий сегодня сказал: «Был только что в институте насчет товарища Зуева. Он у тебя, кажется, щепетильный. Можешь сообщить ему, что моя протекция, о которой он и не просил, совсем не состоялась. Представь себе, сохранились его документы и даже дипломная работа. И проект решения кафедры о зачислении в аспирантуру. Вполне все устроилось само собою, а моя роль такова же, как курьера, через которую товарищ военный начальник мог бы переслать свои бумаги или навести необходимые справки…»

«Вот такая она и в жизни, — подумал Зуев. — Ласковая, веселая, мягкая… И вдруг — рывок, сразу сухарь, умный, дельный и даже жестковатый сухарь-деляга… Вот и тут: расшалилась, а потом сразу как будто толкнула кулачком в грудь, как тогда, в первый раз…»