Дом проклятых душ

– Что вы говорите! – сделала большие глаза Маша, стесняясь признать, что сейчас идет к нему в гости, к этому самому Павлу Григорьевичу по фамилии Жуков, что он друг ее детства и даже в те давние детские годы на него рычала или норовила если не укусить, то сердито клацнуть зубами всякая собака из Завитой.

Собственно, отчасти из-за этого Жукины родители и уехали из деревни раньше остальных и больше туда не возвращались даже на каникулы или в отпуска.

Наконец Карлуша отклеился от Машиных колен и, поминутно оборачиваясь и прощально поскуливая, потащился вслед за хозяйкой на прогулку, а Маша позвонила в Жукину дверь, причем в ту минуту, когда звонок издал первую трель, она вдруг не то что испугалась неизвестно чего, но некую смутную тревогу ощутила, и поэтому очень захотелось ей повернуться – и быстренько сбежать из этого дома, но было поздно, поздно: дверь уже распахнулась, и перед Машей возник друг старинный Жука с вытаращенными от изумления голубыми глазами. И еще какое-то странное выражение… что-то вроде испуга… мелькнуло на его лице, но Маша решила не вникать в детали. Жизнь успела научить ее, что надо людей принимать не такими, какие они есть на самом деле, а такими, какими они хотят казаться, и она решила не отступать от этой заповеди.

Ну, натурально, выяснилось, что номера ее телефона Жука не блокировал: это его айфон, этот подлый иностранный агент, сам по себе устроил ему такую пакость, причем Маша оказалась одной из многих от его происков пострадавших. Ну, натурально, последовало спонтанное застолье, причем и Жука, и Галочка бурно радовались Машиному визиту, потому что исповедовали такое правило: на свои дни рождения никого не приглашать, ибо истинные друзья эти святые для них даты бережно хранят в памяти и приходят без приглашения!

Предполагалось, видимо, что эти истинные друзья обеспечивают и выпивку-закуску, потому что ели только Машин тортик и пили только принесенное ею инкерманское винцо.

– Ну, за встречу старых друзей! – провозгласил Жука.

Выпили.

– А теперь за Галочку! – провозгласила Маша. – С днем рождения! Всего тебе самого радостного!

Выпили.

– А теперь за любовь! – провозгласил Жука, поднимаясь, поднося бокал к губам и особенным образом оттопыривая локоть. Кто-то когда-то сказал ему, что именно так оттопыривали локти гусары, когда пили: чтобы боевой конь не совался в рюмку.

Выпили.

– Слушай, Машка, – сказал Жука, отковыривая ложечкой шоколадный крем с очередного куска тортика и отдавая его Галочке: она очень любила такой крем, а Жука любил бисквит, пропитанный коньяком. – Слушай, Машка, а твоя личная жизнь как? Ты все принца ждешь?

– Нет, – качнула Маша головой. – Принца я уже не жду…

И замолчала, прикусив язык, с которого так и рвалось: «…а жду Ивана Горностая». Вслед за этим понадобилось бы объяснять слишком многое, после чего Жука и Галочка приняли бы ее за ненормальную.

А между тем Жука смотрел на нее с каким-то непонятным интересом.

– Это значит – что? – спросил он. – Ты уже кого-то дождалась? Или все еще хранишь свою хрустальную невинность?

– А тебе какое дело, Жука? – рассердилась Галочка. – Такие вопросы задавать нетактично!

– Да брось, дорогуша! – ухмыльнулся Жука. – Как будто тебе самой не интересно узнать, допрыгнул ли кто-то до верхнего венца терема, в который заточила себя наша Царевна-Несмеяна-Недотрога!

– Маш. А правда, ты все еще одна или… – не скрыла любопытства Галочка.

Маше просто ничего не оставалось, как многозначительно подмигнуть:

– Успокойтесь, друзья, у меня все тип-топ!

Вот так. Тип-топ – и отвалите, и пусть каждый понимает вещи согласно своей испорченности.

– Молодец, Машка! – дружно сказали супруги. – Так держать! Тогда еще раз за любовь!

Выпили.

Несмотря на «нетактичные вопросы», вечерок все равно выдался приятный, милый, веселый, болтливый, причем настолько, что Маша лишь часа через два спохватилась, что пришла вообще-то не просто так застольничать (или обсуждать свою личную жизнь), а собиралась забрать старые фотографии.

Услышав это, Жука, только что сиявший, болтавший и хохотавший, приуныл, опустил глаза и сообщил, что снимков у него нет.

– Что, неужели еще не оцифровали? – удивилась Маша, после чего Жука окончательно скис и признался, что специалист, которому он отдавал фотографии, их просто-напросто потерял, не успев даже начать работу, а Жука не мог набраться храбрости позвонить Маше и сообщить об этом, потому что боялся, что она ему голову оторвет.

«А ведь, пожалуй, не своевольный айфон, а ты сам именно поэтому мой номер заблокировал!» – проницательно подумала Маша, но Жука имел такой несчастный вид, что она только вздохнула, а голову отрывать ему не стала.

– Мне почему-то ужасно хочется нашу Завитую повидать, – призналась Маша, не упоминая, впрочем, о сне, за который, конечно, была бы поднята Жукой и Галочкой на громкий и долгий смех. – Придется съездить и хотя бы такой ее поснимать, какой она теперь стала. Может быть, хоть что-то из старых времен там найдется.