Дом последней надежды

А мудрейший Умару, почесав кошку за ухом, произнес:

— Серым по серу… белым по белу…

Его голос доносился откуда-то издалека, но это было неважно. Все было неважно… я перестала существовать, но не умерла, а будто сделалась частью чего-то большего.

Мира?

Малого, запертого в этом дворе, огороженного заклятым забором. Я была древней сосной, помнившей еще времена, когда Острова были безлюдны, и родником в корнях ее, сойкой… травой и домом… и улицей, и…

Я очнулась, когда в лицо брызнули водой.

— Вот, значит, как оно… — Старик вздохнул.

Старик?

Он помнил времена, когда крохотное семечко пробудилось в каменистой почве. И гора треснула, открывая путь ледяной воде. Его крылья…

Я моргнула, избавляясь от наваждения.

— Порой мы узнаем куда больше, чем желаем… — Старик усмехнулся… он и вправду был стар, даже по меркам своего племени, что уж говорить про людей.

— Вы… меня убьете?

— За что?

— Не знаю… я ничего не знаю о драконах…

…кроме того, что они невыразимо прекрасны, особенно шелковые и вышитые. А этот… жаль, я бы не отказалась увидеть его в истинном обличье…

— Истина то, что мы ею считаем.

— Вы и мысли читать умеете?

И тогда нет смысла скрываться, он и без того знает обо мне все, о той мне, пришедшей извне и сейчас…

— Не стоит бояться, дитя человеков. — Дракон коснулся моего лба прохладной ладонью, и страх отступил, а с ним и беспокойство, и гнев, и многие иные эмоции, о которых я и не подозревала. — Все идет как должно…

Я сидела на траве, и трава была мягка, что ковер. Я держала в ладони чашку, ощущая каждую неровность на костяном боку ее. Кажется, я пила отвар, одновременно и горький, и сладкий.

И смотрела в синие глаза ящера.

А он разглядывал меня.

— Я знал мастера Уно, и его отца, и отца его отца… люди живут быстро. — Дракон курил трубку. Чубук ее был изогнут, как радуга, а с колыбели табачной свисали семь камней на серебряных нитях. И при каждом движении камни покачивались, осторожно касаясь друг друга гранеными боками.

И раздавался мелодичный перезвон.

А может, он лишь чудился мне, как и терпкий запах дыма? Изо рта дракона выкатывались пушистые клубки его, которые, поднимаясь выше, разрастались и превращались в облака.

— Но один из рода их когда-то давно… очень давно… оказал мне услугу и не попросил ничего взамен. — Дракон взмахнул рукой, и рукав кимоно его, черный, расшитый тонкими нитями водорослей, поднялся волною, чтобы спугнуть очередное облако. — И тогда я одарил его сына… он передал дар с кровью своему… мне стало интересно.

Он бессмертен?

Или просто долгожитель? И если так, то, наверное, знает много о временах былых и не только о них…

— Я наблюдал. Иногда — помогал. Они были добры к старику… и слушались советов. Кроме твоего отца. Его сердце вспыхнуло, но пламя в нем разгорелось по дурному слову… я сказал, что в жилах женщины, его произнесшей, течет кровь береговых ведьм. Она взяла волосы морских дев, чешую их и гнилой огонь, чтобы сделать зелье сердечной тоски…

Чай не заканчивался.

Ни в чашке, ни в пузатом чайничке из мутного стекла. Чайник был украшен крупными шлифованными камнями, и они окрашивали отвар то в зеленый, то в алый цвет.

— Он не поверил. Он отказался. Он ушел из дому, чтобы вернуться в него с женой… — Дракон выпустил струйку дыма из носа, и длинные усы его качнулись. — Его отец приходил, жаловался, но… я не вмешиваюсь в дела людей, ибо так сказали боги…

Сложно.

И просто.

А я еще недоумевала, как столь сдержанный человек, которым был отец Иоко, мог выбрать в жены особу, подобную матушке. Нет, стервы и в прошлой моей жизни встречались, но эта была особо редкой породы. А вот если предположить, что местные приворотные зелья действительно работают, многое становится ясно.

— Его дар горел ярко и кровь была сильна, потому заклятие не свело его в могилу… не сразу… он оказался настолько силен, что даже ты родилась…

И вновь кое-что объясняет.

Матушкино раздражение. Полагаю, она детей не слишком-то хотела…

…и ее неспособность выносить наследника.

…и ранняя смерть отца. Его неведомая болезнь, с которой не способны оказались справиться даже колдуны… то есть к колдунам возникают определенные вопросы…

— Она была слабой девочкой, Иоко. И когда отец принес ее, я дал ей имя.

Крестный, стало быть.

— …огонь ее души едва-едва тлел. Я дыхнул на нее, но и мое дыхание…

…сдается мне, речь идет не о том дыхании, которое в человеческом обличье.

— …оказалось неспособно разжечь истинное пламя. Да и проклятие… за годы оно вросло в его тело, изменило разум. И даже избавившись от него, он оказался неспособен справиться с наведенной привязанностью.

Дракон вздохнул и велел:

— Пей.

Я пригубила.

Отвар не горячий и не холодный, и теперь я ощущаю на губах мятную свежесть.

— Я не стал говорить ему, что Иоко обречена. Подобные ей уходят рано, но… — Дракон поднял трубку и вывернул шею, уставившись на крылатые облака. — Я обещал присмотреть ему за дочерью.

— И… что вы собираетесь сделать?

— Душа ее ушла к богам. Они милосердны. И если ей суждено будет вернуться в мир, боги даруют хорошую судьбу.

Понятно.

То есть не очень понятно. Душа ушла, а тело…