Дом полнолуния

Господи, я помню, конечно, я помню эти идиотские игры в кошки-мышки не известно, с кем, когда я моталась по коридорам, потихоньку сходила с ума и становилась похожа на Здание, а оно резвилось во всю. Мне нужен был четвертый этаж, я ловила четвертый этаж. Смешно? Очень. Зданию, во всяком случае, было невероятно весело. Конечно, это очень забавно, когда кто-то внутри тебя пытается в тебе и от тебя спрятаться. Славные игры!

Я помню, как это было – угол коридора остер, как лезвие ножа. Надо проникнуть за него взглядом и не порезаться. Ах, как забавно! Как будто играешь в прятки – очень хочется глупо хихикнуть. Но нельзя. Иначе оно услышит. Никогда ведь не знаешь наверняка, следит оно за тобой или нет. Осторожно, очень осторожно выглянуть в коридор – так, вон окно во двор, кажется, разбитое. Теперь тихо. Две секунды, три, вдох, приготовились – вперед! Одним рывком преодолеть четыре метра до окна и считать – быстро-быстро, как только могу – считать этажи подо мной: раз, два, три, четыре, пять, шесть… Ну, слава богу, это седьмой этаж, Здание его никуда не спрятало, не убрало.

Теперь мерным шагом с беззаботным видом (можно даже напевать что-нибудь, я так, просто здесь иду, без всякой цели) на лестницу, спуститься на два пролета вниз, к следующему этажу – и все сначала. Господи, все сначала, с замирающим сердцем смотреть, не украло ли Здание шестой этаж, а потом пятый, а спустившись на четвертый, оказываешься в подвале, среди плесени, каких-то труб, среди банок с консервами и груд поломанной мебели.

Тогда просыпается надежда: если это подвал, значит, следующий этаж должен быть первым. Я откуда-то знаю, что обычно там находятся входные двери. Я не уверена, но, по-моему, это логично.

Но из подвала на лестницу ведет только одна дверь, а лестница оказывается такой узкой, и уходит в бесконечность, она словно заперта в тесной каменной башне, и нигде нет выхода на этаж, а еще – невероятно темно, потому что в этой башне нет окон.

Миновав пятнадцатый или шестнадцатый пролет, понимаешь, что тебя замуровали, ведь даже щелей нет в стенах, ни одной щели, просто узкая бесконечная башня и лестница, и воздуха становится так мало, и душно, страшно…

Ступенька за ступенькой – все меньше сил, где я, господи, где я, какой это этаж, я не знаю, не знаю, выпусти меня отсюда! Тогда стены начинают сжиматься, сжиматься, сплющивать, сдавливать, сминать в лепешку. Сначала от одной стены до другой три шага, потом два, потом шаг, потом уже и руки вытянуть на всю длину нельзя, а они все движутся навстречу друг другу, как будто меня нет внутри, как будто я не бьюсь в темноте и не шарю по холодной известке, пытаясь найти дверь. Еще две минуты, и они раздавят меня, как бабочку, захрустят и сломаются кости, лопнет грудная клетка, кровь пойдет горлом. Нет, пожалуйста, я ничего уже не хочу, ничего, ничего, только выбраться из этой кошмарной мышеловки, только выбраться, и ничего больше…

Тогда Здание любезно распахивает дверь. Сил нет больше ни на что, устало бреду по коридору и через несколько минут понимаю, что это мой этаж, и вот моя комната, и мое окно, а под ним – больше десятка этажей, которые я никогда не смогу пересчитать. Добро пожаловать домой, девочка. Игра окончена. Сиди и смотри на пыльные столбы, которые взметает во дворе ветер. Тебе позволено только это.

Пыльные столбы… Хорошо ветру. Хорошо пыли. Как бы я стала пылинкой, кружить, кружить, не думая ни о чем…

Я тебя ненавижу. Боже мой, как же я тебя ненавижу. Кажется, это единственное, во что я могу верить безоговорочно. Этот мусор, эта пыль во дворе – почему даже это не для меня? Для кого тогда?

Здание не выпустит меня наружу. Никогда. Даже во двор.

Однажды, спускаясь с шестого этажа на пятый, я вдруг решила, что рискну, веревки хватит на два или три этажа, падать не очень высоко. Может быть, я даже ничего не сломаю. Господи, да если даже и сломаю – не все ли мне равно? Ниже Здание мне спуститься не позволит. Значит, решено. В конце концов, я просто устала. Ну, хоть что-нибудь.

Я спустилась на пятый этаж. Там было сумеречно, на потолке еле-еле светились длинные белые лампы, да и те гасли одна за другой. Темнота заполнила коридор за считанные секунды, но я успела разглядеть, почему так. На этаже не было окон. Ни одного окна, как на той лестнице в башне. Просто ровная стена, отштукатуренная и покрашенная мерзкой голубой краской. В темноте я нащупала дверь в комнату и открыла ее. Там должно быть окно – в комнатах обязательно должны быть окна…

Касаясь стены рукой, я пошла туда, где, по идее, есть окно. В голову лезли чужие нехорошие мысли. Стандартный набор: что-то про жаркое дыхание голода, про желтые глаза с вертикальными зрачками, холодные пальцы, грязные лапы, про кого-то, кто во тьме стоит рядом, дышит в затылок и жаждет твоего страха. Главное – найти окно. Я так и твердила себе, стараясь не думать о тех, кто живет в темноте, так и твердила: окно, надо найти окно, надо найти окно, окно, окно…

Вдруг рука наткнулась на что-то теплое и мягкое, что завертелось и заерзало, но почему-то не убежало.