Дом полнолуния

Голубенькие стены, облупившаяся краска, из стен местами торчат гвозди, кое-где заметны светлые прямоугольники – наверное, здесь висели щиты ГТО или еще какого-нибудь ТО. Разломанный ящик ПК-26, в котором я нашел кучу окурков. Флуоресцентка, третья от угла, против всех законов заливается малиновым светом. Дыра в рыжем линолеуме с обожженными краями, в нее виден бетонный пол, здесь почему-то особенно холодный. А вот здесь течет крыша. Потолок желтый, и когда идет дождь, на полу собирается огромная лужа. Сидя у этой лужи, я вязал веревочную лестницу, чтобы потом выбраться из окна шестого этажа на Стену. Был такой сумасшедший план с раскачиванием на тарзанке. Закончилось это совсем не так, как я предполагал. У меня, кажется, насовсем отбило охоту куда-то прыгать.

А вот здесь я выцарапывал гвоздем на известке палочки, считая дни. Не помню, отчего я начал их считать. Я сделал 58 отметок, а после заболел на два дня, не выходил из комнаты, а когда вернулся, отметин было 8, а еще через три дня – 281. Сейчас на стенке было три аккуратные черточки. Удивительно. У меня есть прошлое, правда, в нем нет дат. У меня прошлое без времени.

А вот сейчас коридор делает поворот, и дальше, до самого актового зала – пустые комнаты безо всякой мебели, если только железных уродов и колченогих калек можно назвать мебелью. Стены некоторых из этих комнат выложены кафелем, а окна замазаны белой краской. От нечего делать я стал заходить в каждую из них. Не то чтобы я хотел что-нибудь найти, а просто нужно было убить время. Потому что спать не хотелось. Да, здесь, как и везде, ничего не переменилось. Только, похоже, по углам прибавилось пустых бутылок.

В шестой по счету комнате окно было выбито, туда задувал мокрый ночной ветер. Уже совсем стемнело, и ночь, кажется, была безлунной. То есть, это я придумал, что она была безлунная. Просто с неба не лился серебристый нездешний свет, от которого стены в коридоре поблескивают синим. Сегодня было просто темно, остался только свет от нескольких мощных прожекторов на моей шестнадцатиэтажке. Один их них, тот, что укреплен на подвижной раме, слегка раскачивается на ветру и шарит лучами по двору, как раз под окном. В луче танцуют капли тумана. Ночью туман приходит во двор и заполняет его до верху. На земле, в пятне луча, словно из ниоткуда, появляются кучи мусора, бочки и канистры, из которых перед корпусом сложена пирамида, темные лужи, доски и бревна, кирпичи, непонятные бетонные конусы.

Я высунулся из окна почти наполовину. Время сегодня настолько вязко и безлико, что его просто необходимо чем-то раскрасить. Хотя бы вот этим томительным и сладко-жутким ощущением – перегнуться через подоконник и, лежа на нем животом, высунуться наружу наполовину. Сначала можно закрыть глаза, и тогда чувствуется мокрый ночной ветер, а сам ты наполняешься Ожиданием – вот откроешь глаза, а там, под тобой – шестнадцать этажей тьмы и пустоты, и только где-то внизу, в неизвестности, скалится неухоженная, израненная земля. А между ней и тобой – пустота и туман.

Туман набивается в рот, и если не открывать глаз, то кажется, что летишь. А потом, если их быстро открыть, то темнота и туман бросаются в лицо, черная земля надвигается, а камни и доски, ползущие в пятне прожектора, летят навстречу. Тогда понятно, что вовсе ты не летишь, а падаешь, или вот-вот упадешь. Одно неверное движение – и ты слишком перегнулся через подоконник, еще секунду будешь пытаться удержать равновесие, хватаясь за стену, напрягаясь и выгибая спину, и тем самым еще больше высунешься, и будет короткая борьба между тобой и силой тяжести, и сила тяжести победит, и ты, последний раз дрыгнув ногами, нырнешь вниз головой в шестнадцать этажей пустоты, ночи и тумана.

Кто его знает, а вдруг перед тем, как встретиться с бетонными блоками, щебенкой и намертво утрамбованной землей, ты научишься летать? Когда я думаю об этом, лежа на узком подоконнике, я еще сильнее вцепляюсь в него. А сердце колотится быстро-быстро, и какая-то странная теплая боль протыкает насквозь, и от этого пусто становится внутри, а в ушах позванивают колокольчики. И если чуть-чуть подождать и немного успокоиться, то можно отпустить подоконник и вытянуть руки перед собой, словно ты ныряешь в ночь, но теперь уже по собственной воле, а потом развести их в стороны, как крылья. И замереть так на секунду, натянувшись, как струна, цепляясь за спасительную точку равновесия. И тогда ветер будет играть волосами, между пальцами растечется туман, а ночь запоет на тысячу голосов.

Вот так можно провести вечер в разбитом окне шестнадцатого этажа. Но сегодня мне что-то не хотелось. Я просто выглянул. По земле металось пятно света, два луча уходили с крыши и терялись где-то среди корпусов. Холодало.