— Отставной полковник. Живет в Данстон-Эбчерч. Вбил себе в голову, что влюблен в меня. Старый осел. — Тем не менее лицо ее довольно просияло. Она заулыбалась, но тут же жалобно сморщилась. — Этот опоясывающий лишай — сущее наказание. Лоренс рвался прийти меня проведать, так пришлось ему сказать, что я выгляжу сущим пугалом. Звезд с неба, конечно, не хватает, но какая-никакая польза от него есть — когда нужен партнер в бридж. И потом, он часто приглашает меня пообедать. Короче, Лоренс решил, что телевизор меня развлечет. Угадал, нечего сказать. Я честно пыталась его смотреть, но выдержала недолго. Чего стоят только одни эти бесконечные шоу для особо одаренных среди слабо развитых с их дурацкими вопросами, на которые способен ответить даже младенец?!
— Мин очень сожалеет, что не смогла выбраться к вам, но она с головой ушла в работу.
— Никому не нужное честолюбие! — фыркнула Вивьен. — Кому какое дело до этих занудных академических исследований? Можно подумать, кто-то их читает, кроме таких же книжных червей, да и то из чистой ревности — а вдруг, дескать, кто-то напишет лучше, чем я! Глупость какая-то!
Мне и в голову не пришло встать на защиту своей профессии. Да и потом, какие бы доводы я ей привела?
— Если Мин не одумается, то окажется у разбитого корыта. Держу пари, скоро Роберту все это надоест и он позволит окрутить себя какой-нибудь молоденькой дурочке — без академического образования, зато хорошо знающей, как нарисовать себе лицо и как удовлетворить мужчину в постели.
— Ну, не думаю, что Роберт на это способен.
Вивьен не ответила. Она нагнулась, чтобы прикурить, ее испытующий взгляд вонзился в меня как острый буравчик, и я поежилась, чувствуя себя на редкость неловко.
— Может, налить вам чаю? — предложила я. — Знаете, мы решили привести в порядок теплицы и оранжерею. Впрочем, наверное, Роберт вам уже говорил?
— Ах, это был мой любимый уголок! Конечно, летом там всегда было страшно жарко… да и пчел там хватало. Скажите, а оранжерея осталась на том же самом месте, что и прежде?
— Да. Мы только поменяли разбитые стекла. Почему бы вам не прийти посмотреть? Заодно и поможете нам. Вы ведь столько всего знаете. А свежий воздух вам не повредит.
— Не думаю, что у меня появится такое желание. — Вивьен не спеша стряхнула пепел с сигареты. — Воспоминания — страшная вещь, знаете ли… есть вещи, о которых вообще не хочется вспоминать, тогда для чего же мучить себя? И потом, — она коварно улыбнулась, — кажется, я догадываюсь, что происходит — вы с Робертом решили создать свой собственный маленький рай… эдакий безгрешный Эдем… разве нет? Словом, мне бы не хотелось вам мешать.
— О чем вы, Вивьен?! По-моему, у вас не на шутку разгулялась фантазия. Вот что значит долго сидеть в четырех стенах. Сразу в голову лезет бог знает что. Почему бы вам не прийти в Вестон-холл? Поужинаете с нами, заодно развеетесь.
— Что ж… неплохая мысль. Вивьен снова захихикала. — Представляю, как Роберт сейчас бродит по дому с таким потерянным видом, словно его лодка дала течь, а до берега сотни миль! И все потому, что вы ушли!
Когда я вернулась, на кухне не было ни души, только один Вильям с потерянным видом лежал на диване, который перетащили сюда специально для него. Он так и не оставил попыток овладеть искусством изображать лошадей. Вот и сейчас перед ним стояла репродукция известного портрета кисти Ван Дейка, изображавшая короля Карла Первого верхом на лошади. Я принялась чистить на ужин картошку, и разговор, естественно, вертелся вокруг живописи и тех целей, которые она преследует.
— Странно, что король выглядит таким маленьким. Наверное, это оттого, что сама лошадь просто громадная. Да и полотно тоже. Интересно, это Ван Дейку пришла в голову мысль показать короля таким крохотным, чуть ли не карликом, как вы думаете? Ну, я хочу сказать, может, он намекал, что Карл явно не дорос до того, чтобы быть королем.
— Не знаю… никогда не думала об этом. Впрочем, он действительно был небольшого роста. Футов пять с небольшим примерно.
— Он кажется таким невеселым.
— Кто кажется невеселым? — поинтересовался Роберт, заглянув на кухню.
— Карл Первый.
— Мой любимый король, — улыбнулся Роберт.
— Это потому, что тебе его жаль? — спросил Вильям.
— Ммм… может быть. Хотя… знаешь, он хоть не был таким тупым и грубым животным, как остальные английские короли. И потом, он любил красивые вещи. После него осталась великолепная коллекция картин.
Краем уха прислушиваясь к их разговору, я обмазала окорок горчицей и посыпала коричневым сахаром [23]. Спустя какое-то время, улучив удобный момент, Роберт подошел ко мне.
— Я не могу позволить ему вернуться в эту ужасную школу, — понизив голос, пробормотал он. — Не могу взять такой грех на свою душу. Лучше уж возьмусь вести эти ужасные счета.
— Можно еще что-то продать. Насколько я понимаю, после смерти вашей матушки здесь все будет принадлежать вам, не так ли?
— Да.