Дом отважных трусишек

— Как дела, дочурка, когда будем соблюдать «строевой» режим?

И вдруг Надя решила: если мама не хочет поддержать меня, может быть, на её стороне будет папа. И она крикнула в трубку:

— Папа! Поговори с мамой, вызови её на почту и поговори! А разговор закажи на десять минут.

— Ого! — ахнул в трубку папа. — Чувствую, что мне нужно уговорить маму что-то купить тебе.

— Совсем нет! — снова закричала Надя. — Но ты обязательно уговори ее. Это очень важно. Не только для меня — для всех больных, для медицины.

— Уговорить нашу маму? Это почти невозможно! — попробовал отшутиться папа, но Надя перебила его и торопливо рассказала обо всем, о чём говорил с ней главный доктор, и ещё о том, что она сама очень хочет этой операции. Даже если будут осложнения и придётся болеть.

— Ну чего ж тут страшного? Ведь те операции, которые главный доктор делает сейчас всем, он тоже делал кому-то первому! — прокричала она в трубку и уже тихо добавила: — Это ведь и ему очень важно…

— Безусловно, — согласился папа. — Я поговорю сначала с главным доктором, а уж потом с мамой. Ты не беспокойся. Я думаю, что мы уладим этот вопрос.

— Папочка, милый! — воскликнула Надя, и их разъединили.

Надя очень расстроилась и рассердилась на телефонистку, но тут же остыла. Ведь она успела сказать все, что важно. Теперь остаётся только ждать и надеяться. А ещё Надя может теперь честно смотреть в глаза главному доктору. И когда встретит его, обязательно спросил:

«Вам звонил папа?»

Вот как всё удачно обернулось. Надя побежала в палату пританцовывая. Конечно, настолько, насколько могла. Села к тумбочке и написала ответ сразу двум одноклассницам:

«Скоро меня будут оперировать, и, может быть, новым методом. Если это произойдёт, то на следующий год я уже буду ходить в школу вместе с вами».

Глава шестнадцатая. В ожидании

Два дня прошли для Нади в напряженном ожидании. Но сегодня, по её подсчётам, всё должно было решиться. Вчера папа звонил главному доктору, сегодня утром должен был вызвать на почту маму и сегодня же, после тихого часа, мама должна была прийти к ней. Даже если папе, после разговора с главным доктором, не удалось уговорить маму, Наде всё равно будет легче. Вот тогда главный доктор уже не будет думать, что она струсила. И Надя с нетерпением ждала маму. Но ещё до обеда, когда все пять девочек были в палате и играли в докторский обход, по очереди изображая Веронику Ивановну, в коридоре, у самой двери, раздался, как показалось Наде, строгий голос главного доктора:

— Ермакова в палате?

Девочки сразу замерли. Джаннат, которая изображала Веронику Ивановну, даже не успела повесить на место свой температурный лист. Так и осталась с ним в руках.

— Ну, стрекозы, как дела? — спросил их, входя, Кирилл Андреевич и, не дожидаясь ответа, вдруг озорно подмигнул Наде: — А бой мы с тобой, кажется, выигрываем. И не отворачивайся, всегда смотри прямо в глаза.

Надя улыбнулась, и главный доктор провел рукой по её коротенькой жидкой чёлке. Потом он взял из рук Джаннат температурный лист, посмотрел его и повесил на место. Варю главный доктор попросил согнуть ногу в коленке, а у Олечки потрогал аппарат на руке.

После этого он опять весело подмигнул Наде и вышел из палаты.

— Какой бой вы с доктором выиграли? — тотчас обернулась к ней Галя-Цибуля.

— Не выиграли ещё, но, может быть, выиграем, — поправила её Надя.

— Что же ты молчала, — упрекнула её Варя, — скорей рассказывай!

И Надя рассказала всё, что её мучило. Олечка тотчас принялась хлопать здоровой рукой по подушке и выкрикивать:

— Вот это да! Вот это здорово! Через год уже здоровая!

Варя и Джаннат тоже обрадовались. А Галя-Цибуля сказала, поджав губы:

— На месте твоей мамы я бы никогда не разрешила делать опыты на своей дочери. Для этого есть кролики и собаки.

— Неужели ты думаешь, что ей будут делать операцию без проверки? — возразила Варя. — Наверное, уже многих животных так оперировали.

— Ты, Галка, просто завидуешь Наде, вот и говоришь так, — разгадала её Джаннат и смешно пропела: — Завистники, завистницы, девчонки и мальчишки…»

— Вот уж нет, — возразила Цибуля, — тише едешь, дальше будешь.

— А я не люблю тихо ездить! — закричала со своей постели Олечка. — Я бы тоже хотела, чтоб на мне что-нибудь новое открыли.

И тут пришла Надина мама, вместе с мамой Гали-Цибули. Они принялись выгружать из сумок их содержимое и расставлять всё на тумбочках. Мама Гали принесла ей отварную курицу и потребовала, чтобы Галя сейчас же, при ней, съела обе ножки или оба крылышка.

— Ты ужасно осунулась, — говорила она полной, как бочонок, дочке, — и во время операции потеряла много крови. Твоему организму нужны калории.

Галя, как обычно, брыкалась:

— Я не хочу! Мне надоела твоя еда. Принесла бы чего-нибудь сладенького. И холодная она — бррр!.. Ну кто ест холодную курицу? Ты хочешь, чтобы я простудилась?

— Если ты не съешь крылышки, я сейчас же уйду, — не сдавалась Евгения Антоновна и демонстративно села на кровать, что означало: не уйду, пока ты не сделаешь по-моему.