- За мной гонится оса. Она почти настигает меня. Я пытаюсь избавиться от нее ныряя в переулки постоянно меняющихся зданий. Эта вытянутая бесформенная картинка шатается, вытягивается проходит целый ряд трансформаций, что бы вновь приобрести знакомые очертания улиц и домов. Я ненавижу эту особенность снов. Я бегу и мне так сложно бежать. Пытаюсь передвигаться, расходуя столько энергии на такое нелепое и медлительное движение, что по утру это просто выводит из себя. Но перед тем как проснуться , нужно совершить этот чертов марафон. И вот я продолжаю бежать. Темные слабо освещенные улицы предвечернего несуществующего города продолжают свои метаморфозы, а оса почти настигает меня. Я хаотично машу руками в слабой попытке отбиться от нее. А она не издавая ни звука все ближе и ближе. Она почти кусает меня. Это молчаливое нападение невероятно утомляет и чертовски пугает меня. И вот я машу и машу руками, теряю равновесие в какой-то момент и падаю. Падаю с такой предельной правдоподобностью и тяжестью, словно вся эта предшествующая борьба, это запутанное сражение с пространством было какой-то насмешкой, что ли. Я падаю. Конкретно проваливаюсь. Очень явственно и четко ощущаю процесс падения. Сердце вылетает из груди, спирает дыхание именно так, когда нечаянно оступаешься на лестнице, не замечаешь ступеньку и шагаешь в пустоту, пролетаешь над поверхностью какое-то время и только потом приземляешься на устойчивую почву. Но поверьте, этого мгновения достаточного для того чтобы вспотеть и получить сто процентную аритмию. – женщина встряхивает головой, прямые длинные волосы красиво и синхронно повторяют движения возвращаясь в ухоженную прическу обратно. Она улыбается. – На самом деле это страшно до чертиков. – женщина опускает подбородок вниз, молчит какое-то время и после, выдерживая бравую улыбку продолжает. – Когда я падаю. Точнее, приземляюсь. Я ощущаю боль. Это правда. Достаточную боль, чтобы осознать свое падение, но недостаточную, видимо, для того чтобы проснуться полностью. И вот я упала. Мои плечо и ребра издают глухой стук. Дыхание снова прерывается и я пытаюсь, находясь все еще во сне отдышаться и восстановить дыхание. Локоть и рука немеют. Скажу вам честно, это весьма неприятно. Однако позже. Уже после падения, со временем я начинаю ощущать влагу. Вдоль всего тела. Да. Вот прямо на тех местах на которых остаюсь лежать. Я четко и основательно ощущаю неприятную влагу. Липкую и едва теплую субстанцию на которой я лежу и на которую, видимо приземляюсь снова и снова. Каждый раз, когда мне приходится бывать в этом сне. – длинноволосая женщина средних лет запускает тонкие пальцы себе в волосы. Свежий маникюр неброско напоминает о статусе персоны, некоторое время она молча массирует голову, после чего вновь встряхнув головой словно благородное животное продолжает свой рассказ. – Я начинаю оглядываться по сторонам. Не могу сказать точно, как это происходит. В общем постепенно, я понимаю. Я вижу! Где я нахожусь. Я начинаю слышать шум. И это не просто шум. Это…Это четкий до крайности неприятный звук. – женщина опускает лицо вниз, закусывает губу. – Это логово. Это яма…Не просто яма или ров. Это конкретно яма с младенцами. Да. Там очень много детей. Это маленькие дети и их очень много. Они повсюду. Они везде и это жутко. – женщина брезгливо ухмыляется. – Я слышу их плач. Знаете, такой специфический и характерный? Именно плач на грани с истерикой, что ли. Ненавижу этот звук. Я, доктор и в жизни не переношу этот звук. Я правда не люблю детей. Ну не то чтобы совсем. А именно их диапазон вопля, доктор, это настоящая беда, их плач, рев, тошнотворный рев и все что связано с детьми! Стекающие слюни, красные лица, сморщенная кожа - все это отвратительно! - женщина передернула плечами некрасиво скривив лицо, видимо потеряв на мгновение контроль над мимикой. - А еще запах! Запах, доктор, я не могу. Совершенно не переношу этот жуткий тошнотворный запах. Примесь блевотины, испражнений и молока. Это мерзко. – женщина искренне морщится в готовности изрыгнуть собственную неприязнь прямо на сеансе. – И представьте. Я падаю в этот чертов колодец из детей. Мерзость какая! Они шевелятся, неспокойно кишат как насекомые, честное слово! И этот запах. Этот крик. Он сводит меня с ума! Я больше так не могу. – женщина протяжно выдыхает опустив плечи. – Я хочу избавиться от всего этого. Понимаете. Много лет. Да почти с детства меня периодически преследует этот сон. И я больше так не могу. Я хочу распрощаться с колодцем. С этой ямой в которой кричат эти…- женщина запнулась, оборвав свой порыв выдать в эфир что-то неприличное. - Это не все, доктор. После того как у меня случается паника, там, прямо во сне. Кишащая смесь вокруг меня постепенно превращает в густую грязь, которая влажно и уверенно, прямо таки настойчиво накрывает меня. Она падает на меня, на мои глаза, руки пытается попасть в рот. При этом, доктор, эта жижа продолжает шевелиться и плакать, вопить! После чего я понимаю, в какой-то момент, что головы и части тел младенцев превратились в еще более жуткое! Это…это что-то похожее на мотыльков. Это тела разных отвратительных насекомых, доктор! Все вокруг меня, на мне и во мне превращается в омерзительных насекомых! И все…Я начинаю кричать. Я задыхаюсь, мне страшно и мне кажется, доктор, я умираю. Прямо там, во сне на какую-то секунду умираю. Так долго и отчаянно умираю... От страха и паники, человек способен умереть. И именно это происходит со мной, когда по мне бегают толпы колючих насекомых. Их цепкие лапки, удлиненные скользкие, мохнатые и хрустящие тела – это самое мерзкое, что может вообще быть на свете. – женщина снова опускает подбородок. – Цепкость и хаотичность насекомых, доктор, их округлая одутловатость и выпуклость чем-то напоминает младенцев. В этом они очень похожи. Я не люблю детей и боюсь насекомых. Думаю между этими двумя фобиями есть определенная связь. – благородная женщина слабо улыбается. – Знаете почему я не хочу уничтожить свой сон? Я не знаю кто эти дети. - совсем тихо признается женщина. - Я не знаю точно, какова причастность Бога в наших снах. А вдруг это не упокоенные души абортированных детей? Чьих-то забытых, брошенных детей. Конечно, совсем чужих мне, но по причине неведомой мне оставленных без шанса на жизнь, и теперь я их почему-то вижу. Не знаю, доктор, но мне жаль если это так. И в целях, может быть эгоистичных, я хочу дать место этим детям, но в другом мире. Но не со мной. Не у меня в голове, не в моей жизни и не в моих снах. – женщина с готовностью встала поправляя безупречно сидящий на ней пиджак. – Я готова. И я буду наедятся на лучшее убежище для моих страхов. Даже для осы. – она ослепительно улыбнулась и скрылась в светлом процедурном кабинете.