Случившееся с нами не вписывается ни в одну существующую модель сверхъестественного. Было, однако, еще кое-что: моя бабушка связывала появление призрака с тем, хорошо или плохо ты себя ведешь. Да, знаю, это была уловка, чтобы приструнить меня – ох и получилось же у нее; ни один ребенок в мире не был таким послушным и покорным, – но, в то же время, история бабули придала этой связи определенный вес. И был Роджер, который отверг своего единственного сына, тем самым, как он сам признался, совершив плохой поступок. Возможно, я начиталась Готорна, но с каждым днем я все больше убеждалась, что происходящее с нами являлось следствием… совершенного греха, как сказал бы Готорн, и тогда я была склонна с ним согласиться. Слова Роджера… Его проклятие что-то нарушило… Я не знаю, как объяснить. Оно нарушило ход вещей, серьезно нарушило, и нам пришлось за это расплачиваться. Он потребовал крови, и ему оставалось лишь ждать, пока ее поднесут: горячую, в чаше с зазубренными краями.
Я только что поняла, что все это звучит как магическое мышление. Так бы сказала доктор Хокинс, я уверена. Тем вечером, когда мы убрали посуду, перешли в гостиную и включили телевизор, мне пришла одна забавная мысль: я только что вернулась с приема у психиатра и не только поддерживаю Роджера в его фантазиях, но еще и подливаю масла в огонь. А что еще мне оставалось делать? Умела бы я врать – а я не умела, – разве хватило бы у меня времени оправиться от увиденного за кухонным окном, изобрести убедительную ложь, чтобы обмануть Роджера? Если бы заключение доктора Хокинс имело хоть каплю смысла, наверное, я бы попыталась. Но то, что я сказала правду, стало доказательством того, что я решила следовать за мужем, куда бы нас это, в итоге, ни привело.
Следующая неделя прошла в беспокойном ожидании. Мало того, что Дом продолжал ощущаться покалываниями на коже и был готов в любой момент рвануть со всей силы, теперь он грозился стать порталом в другое измерение, в увиденное мною ранее место. Три-четыре дня я замечала что-то краем глаза: оно стояло в стороне, карабкалось по лестнице или мелькало за окном. Каждый раз я подпрыгивала от неожиданности и, естественно, когда я резко оборачивалась, чтобы посмотреть, то ничего уже и в помине не было. Роджера я держала в курсе событий, но эти неожиданные явления были обязаны своим существованием скорее стрессу, чем сверхъестественному, поскольку я не чувствовала изменений в Доме во время их появления и после исчезновения.
Что до Роджера, то его проект перешел на новый уровень. Он убрал со стола в центре кабинета все бумаги и книги и начал сооружать масштабную модель района Кабула, где был убит Тед. Он целый день изучал карты, прежде чем начать воссоздавать их по памяти. Сначала в блокноте, а затем, когда удостоверился, что может нарисовать их с закрытыми глазами, цветными мелками на столешнице. Улицы он рисовал желтым цветом, дома – оранжевым, синим и зеленым; то самое место, где умер Тед, он обозначил красным кругом. Удовлетворенный результатом, Роджер начал заставлять нарисованную схему пластиковыми макетами зданий, которые он специально заказал на сайте военных игр. Большинство зданий были одно- и двухэтажными, простыми, серовато-коричневыми, – по словам Роджера, это были гражданские дома. Исключение составляло трехэтажное строение, которое, как он сказал, раньше было кинотеатром, закрытым после прихода «Талибана» к власти. «Вот оно, то самое место, – сказал Роджер, постукивая ручкой по игрушечному кинотеатру. Очки для чтения он поднял на голову. – Согласно докладу, именно отсюда была запущена противотанковая граната». Я думала, что, как только он разместит последний макет здания и ряд крошечных пластиковых деревьев, купленных на другом сайте, то работа будет закончена. Больше ничего не оставалось. Он проработал все детально и точно.
К концу недели, когда я перестала шарахаться от каждой тени, курьер доставил небольшую, но тяжелую посылку для Роджера. Я расписалась в накладной и отнесла коробку в кабинет. Когда он увидел адрес отправителя – Чикаго, – он воскликнул:
– Наконец-то!
– Что это? – спросила я. Он не раскололся.
– Сейчас увидишь, – все, что я смогла из него вытянуть.
В тяжелую картонную коробку были аккуратно упакованы тринадцать маленьких фигурок, каждая из которых была завернута в воздушно-пузырчатую упаковку и вставлена в кусок пенопласта. Роджер достал все фигурки с пенопласта и развернул их, неторопливо сдирая куски клейкой ленты, с помощью которой крепились их пластиковые коконы. Фигурки оказались игрушечными солдатиками высотой около пяти сантиметров. Они были похожи на афганцев, точнее, моджахедов. У каждого была своя поза: один стоял по стойке смирно, другой – расслабленно, третий держал оружие наготове. Все солдаты были очень тщательно разрисованы. Ни одна из фигурок не повторяла другую. Куртки и штаны выцвели, лица были загорелыми, а бороды пышными. Я не могла сказать наверняка, но если бы присмотрелась поближе, то увидела бы надписи на их оружии.