– Хорошо. Я перечитывал тридцать пятую главу «Холодного дома», в которой Эстер узнает о том, что ее лицо обезображено оспой. Краем глаза я увидел что-то там, – показал он пальцем, – за окном напротив. Казалось, оно… замерцало. На самый ничтожный миг, понимаешь, и заметил я это только краем глаза. Но как только я устремил на него взгляд, окно оставалось таким же неподвижным и спокойным, как и все, что находилось по обе его стороны. Я бы принял это за обман зрения и вернулся к Эстер, если бы не приметил еще одну странность: в окнах по правую и левую сторону я видел отражение гостиной. Видел тебя, устроившейся на диване, музыкальную установку и кухонную дверь за ней. Но окно посередине, – там, где я должен был видеть себя, – оставалось пустым. Словно оконные стекла выкрасили в черный. Я никак не мог взять в толк, как такое могло случиться; какая сила может лишить окно его отражения.
Он остановился и снова глубоко вздохнул.
– Необычно, разумеется, и загадочно. И пока я сидел, размышляя над этой задачкой, пытаясь высчитать, как же должны были совпасть углы зрения и ракурс, чтобы произвести подобный эффект, я ощутил нечто иное. По ту сторону окна находилась некая сущность, смотревшая внутрь, на меня, пока я смотрел наружу. Случай, конечно, необычный, но и небеспрецедентный. Мне случалось испытывать чувство, что за дверью кабинета меня ожидает студент. И будь это незнакомец, наблюдавший за нами в окно, я бы все равно не испытывал беспокойства или исходящей от него угрозы. Я решил, что свет в окнах привлек внимание какого-нибудь припозднившегося прохожего. Но, по правде говоря, надеялся, что как только эта любопытная Варвара поймет, что ее обнаружили и что любопытствуют уже
Чем дольше я смотрел в окно, тем явственней мог различить в нем нечто. Нет, не лицо нашего тайного поклонника – оно было настолько призрачно, что его было невозможно разглядеть. Издалека я видел лишь тусклое и маленькое пятно. Но был в окне и проем, арка, ведущая в длинный коридор. В этом коридоре стояла фигура – слишком далеко, слишком темно, чтобы я мог что-нибудь различить, но я видел, что она, спотыкаясь, шла вперед, вытянув по бокам руки: левой вела вдоль стены, а правая висела в пространстве. Эта картина… Она была такой далекой, едва различимой, и я не мог быть уверен, что правильно разглядел ее, и видел ли ее вообще. Я прищурился, пытаясь лучше все рассмотреть, и пока наблюдал, как фигура, пошатываясь, движется вперед, мое сердце наполнилось необъятной жалостью, смешанной с безмерным ужасом. Я не знаю, откуда нахлынули на меня эти чувства, но вторжение их было стремительным и всепоглощающим. Я не мог пошевелиться. Я мог лишь сидеть и смотреть на эту удаленную фигуру в пространстве, раскинувшемся по ту сторону окна, и с уверенностью заявляю, что видел одно целое, хотя и не в силах этого объяснить. Казалось, время влачилось – жалость и страх длились вечность, – пока ты не избавила меня от них. За что я тебе глубоко благодарен.
Он натянуто улыбнулся.
– Господи, Роджер, – сказала я. – Что сейчас произошло?
Он покачал головой.
– Затрудняюсь ответить. Синхронные галлюцинации?
– Разве это было похоже на галлюцинацию?
– Не имея большого опыта, я едва ли могу называться знатоком в вопросах подобного плана, – ответил он, – но, соглашусь, на галлюцинацию это не похоже. Но мне бы очень хотелось, чтобы это все ею и оказалось.
– И мне.
– Мысль о том, что может ею не быть, я нахожу… Пугающей.
– Да, – сказал я, – все это пугает меня до чертиков.
Я хотела продолжить обсуждение произошедшего – называй его как хочешь, – но я с трудом подбирала правильные слова. Подходящие слова. Я знала историю Дома – не так хорошо, как Роджер, но достаточно, чтобы быть уверенной в том, что не стоит искать объяснений в прошлом. Но объяснений чего? Встречи с паранормальным? Понимаешь, к чему я веду? Иногда что-то случается, и ты пытаешься найти подходящие слова, но они настолько несуразные, что отбивают всякое желание говорить. Не представляю, как тебе удается писать книги. Только над одним языком надо попотеть.
Но, несмотря на это, несмотря на сущую бессмыслицу, которая обрушилась на нас, мы изо всех сил постарались разобраться в возможных причинах того, что я окрестила Нашей Общей Странностью. В какой-то момент меня пробила дрожь, и я не могла остановиться, как будто началась лихорадка. Роджер подошел ко мне, заключил в объятия и не отпускал до тех пор, пока приступ не закончился – кажется, где-то через десять минут. Сам он был бледным в течение всего разговора, будто потерял пару литров крови.