Дом образцового содержания

Беда случилась, когда набухающая валютная масса перевалила за половину и быстрым темпом начала набирать оставшиеся до мечтаемого миллиона обороты. Именно тогда в уборщицкой семье возник первый серьезный конфликт между никудышной по уши влюбленной в бандита дочкой и миловидной, не по годам моложавой мамой. Просто в один из дней паренек Джокеров дозрел. Батька в его штанах постепенно принялся изнемогать от ужаса ласк прыщавой невесты, словно отмороженный холодом, и ушел в противоправную отказку. В тот же день подвернулась мама, ставшая против батьки один на один. И не устоял пацан, отогрелся в один миг, рука сама к материному заду протянулась и, дрожа, легла на упругую центральную часть тещиного окорока.

Теща тоже оказалась человек. И тряхонуло ее от этой руки ладного родственника не меньше, чем незадолго до этого самого его отшатнуло от дочки. В общем, кто кого в тот раз взял, для дела было уже не так значимо, поскольку с того самого момента все то, ради чего спектакль, задуманный умным режиссером, был затеян, стало рушиться на глазах.

Ультиматум дочкин был недвусмысленным: или мама, или я. Пацан растерялся и совершил неисправимую ошибку вместо того, чтоб к Джокеру бежать виноватиться про мать, он решил уйти в воровскую несознанку. Матери ответил, что – «мать», дочь же убедил, что – «дочь».

После этого с расстоянием в день закрепил выпущенное слово поочередно с одной и с другой известным способом. Вызнав про получившийся конфуз, обе, уже гораздо спокойней, обсудили ситуацию на семейном совете и в результате вышвырнули пацанские вещички на лестницу. Дело, однако, этим не кончилось. Желая крови, уборщица сообщила куда следует о настырстве жениховом в адрес надзорного иностранца, и уже через час к парнишке была приставлена комитетская наружка. Уборщице приказали выброшенные вещички принять обратно и по возможности не делать двойному жениху козьей морды. Наоборот, велели утрясти дело миром и продолжать подставляться распутнику в любом приемлемом для семьи режиме, не высказывая недовольства. Дочку за такое послушание пристроили курьером в румынское посольство, компенсируя таким образом вынужденную связь с ненадежным гражданином.

За самого же гражданина взялись со всей серьезностью. Через скорое время вышли на посредника, связанного с торговым иностранцем, отследили валютный канал, который через промежуточных людей неожиданно привел «контору» к вору в законе Джокеру. И тут – надо отдать комитетским должное – чутье их не подвело: хватило терпения не оборвать работу на Джокере, как на высшей инстанции преступного мира, а методично длить ее, предчувствуя дальнейшее развитие ситуации.

И не ошиблись – через Джокера весьма непрямая тропка вывела их на человека по имени Стефан Томский.

Всю работу самолично координировал Глеб Иваныч Чапайкин, ставший к тому моменту уже генерал-лейтенантом и первым заместителем начальника московского УКГБ. Это было для него открытием настолько приятным, насколько и ошеломляющим. В то же время первый зам удивлен был лишь отчасти и только потому, что речь шла об этом конкретно человеке, а не о ком-либо другом. Именно так подумал он тогда, отпуская Гусара на все четыре стороны, шесть лет тому назад, – что когда-нибудь всплывет этот непуганый карась, молодой человек с удивленными глазами и приятными манерами, и удивит еще сильных мира сего своей необычной отдельностью и непохожестью на других.

И поэтому приказ Чапайкина был таков: никого не брать, всех в подробнейшую разработку, включая все-все, от самых незначительных деталей до любых мало-мальски приметных фактов: связи, намерения, день, ночь, куда поссал, сколько съел, с кем, кого охмуряет, с кем спит, ну и все такое. Ежечасный контроль, регулярный доклад. Лично!

По мере поступления и нарастания оперативной информации начали проявляться некоторые удивительные совпадения, незаметно, шаг за шагом, приведшие Глеба Иваныча к странным, почти неправдоподобным выводам. Чтобы утвердиться в таковых своих предположениях, генерал-лейтенант включил в работу чуть не половину Управления, убедив самое высокое руководство в ожидающем всех громовом деле, сильнейшем за последние времена.

И уже тогда, по ниточке, по случайному волоску, по забытой и восстановленной операми молекулке, по бросовому слову по незамеченной в свое время малой догадке стала выстраиваться безнадежная по результату прошедших лет история загадочных похищений предметов искусства, принадлежащих всему советскому народу. Доказательных фактов версия тем не менее не принесла, зато сам мозг грандиозного замысла теперь обнаружился надежно – и был им, вопреки ожиданиям, даже и не сам знаменитый Джокер. Им стал мало кому известный тридцатичетырехлетний временно неработающий гражданин – Стефан Томский, ранее судимый, осведомитель Комитета госбезопасности, числящийся под псевдонимом Гусар.