Дом обезьян

– Жопой с ручкой, если быть точной. Вчера, приехав, я встретила его у Дома обезьян, он был с компанией поклонников здорового питания. Я рассказала ему кое-что по теме, он поделился своими мыслями, мы разговорились, и оказалось, что мы совершенно одинаково думаем по поводу Питера. А потом, все, что я помню, – бамс.

– Бамс? – Исабель подняла голову. – Бамс?

– Да. Если можно так выразиться.

Исабель откинулась назад и накрыла голову подушкой.

Селия приподняла уголок подушки.

– Пожалуйста, встреться с ним.

– Не могу. Внизу может быть Кэт Дуглас. Она меня узнала.

– Если женщина-кошка вздумает к тебе приблизится, я ее отгоню.

– Я думаю, Селия, даже ты тут бессильна.

– Тогда спрячемся. Ну, пожалуйста, Исабель, пойдем, а?

* * *

Джон разложил на коленях крахмальную салфетку и взял вилку и нож. Он проколол острием тонкую пленку на упаковке соуса «голландайз» и попробовал на язык. Вкус был не совсем такой, как надо, чувствовалось что-то лишнее, вероятно, какой-нибудь консервант, препятствующий размножению сальмонеллы.

«Голландайз» Аманды – чистый желток, сливочное масло и лимон. Она никогда не разговаривала, когда «играла в курочку и яички», как она это называла, потому что для того, чтобы взбить их над огнем до требуемой консистенции «густого шелка», требовалось сконцентрироваться на сто процентов. В строго определенный момент Аманда погружала туда кусочек масла и использовала его, чтобы остудить желтки и дно кастрюльки. Она всегда вздыхала от облегчения и ощущения одержанной победы, хотя Джон никогда не видел, чтобы она выливала соус. После манипуляций с маслом Аманда поворачивалась к Джону, погружала палец в сковородку и давала ему попробовать на язык.

– Лучше, чем в другие разы? – спрашивала она с горящими глазами.

И он всегда отвечал «да», потому что это была чистая правда.

Было и еще кое-что не так с этим завтраком. Яйца-пашот казались слишком уж круглыми, то есть приготовили их не классическим способом. Джон не знал, в чем разница, – кроме того, что Аманда после вступления в Церковь Джулии заявила, что яйца не станут яйцами-пашот, если их не опускать в воду, как будто бы отпускаешь их на свободу. Конечно, минимальная помощь (ложка в качестве инструмента и капелька уксуса) допускалась.

Джон добрался до центра желтка, он был идеально готов к употреблению. Потом переместил на него всю верхнюю часть, чтобы желток впитался в английский маффин, и обнаружил, что перед ним самая обыкновенная ветчина. Аманда никогда бы такого не сделала. Она использовала либо канадский бекон, либо итальянскую ветчину «проскуитто». А между мясом и яйцом она бы обязательно проложила три верхние пластиночки острой спаржи или немного потушенного и сдобренного молодым чесноком шпината. Она никогда не понимала, почему «Бенедикт» и «Флорентин» должны быть какими-то особенными, и Джон не мог с ней не согласиться.

– Вам все нравится, сэр?

– Хм? – Джон вернулся в реальность. – О да, спасибо, – сказал он.

– Очень хорошо, сэр.

Официант удалился, а Джон взял пальцами кусочек бекона. Он не был уверен, что это едят руками, но осуждающих взглядов не заметил.

Кроме парня в углу зала. Он продолжал пялиться на Джона, и зрачки его от ненависти превратились в булавочные головки.

* * *

– Ты действительно хочешь поговорить с журналистом? – переспросила Селия, когда они вошли в лифт.

– Да. Но ты ничего никому не рассказывай. Ни о чем.

– А зачем мне кому-то что-то рассказывать?

– Не знаю, но… Послушай, это важно. Обещай мне. Никому ничего не рассказывай. Особенно этому новому парню. Как, кстати, его зовут?

– Нейтан. Он тебе понравится.

– Да уж не сомневаюсь.

– Дай ему шанс. Пожалуйста!

Исабель нетерпеливо разглядывала обивку лифта.

Звонок известил о прибытии на первый этаж. Они обошли высоченную цветочную композицию и направились в ресторан.

– Вон он, в углу, – сказала Селия.

– Вижу, трудно его не заметить.

Нейтан встал из-за стола. Пошел к ним навстречу. Вернее, побрел, ссутулившись и сунув руки в карманы.

– Что он делает? Он нас увидел? – спросила Исабель.

– Не знаю.

Парень остановился у одного из столиков. Человек, сидевший за столом, поднял голову. В руке, точно сигару, он держал половинку кусочка бекона.

– Мясо означает убийство, урод, – заявил Нейтан.

Он занес руку над тарелкой, сделал резкое движение, и тарелка полетела со стола. Приземлилась вверх дном и разбилась на четыре части. «Голландайз» забрызгал туфли и брюки мужчины.

Селия схватила Исабель за руку и рывком затащила ее за коринфскую колонну у входа в ресторан.

Нейтан решительно прошел мимо них к главному входу в отель и, не оглядываясь, вышел.

– Ух, ты, – выдохнула Селия. – Это было не круто.

Исабель втянула воздух сквозь зубы.

– Селия…

– Что?

– Тот человек. Это Джон Тигпен. Репортер, которого хотела поцеловать Бонзи.

Селия оглянулась. Джон Тигпен стоял у столика, растерянно расставив руки, и круглыми от потрясения глазами смотрел на дверь.

– О-о-о, – протянула Селия. – Тот самый Пигпен?

– Да, – сквозь зубы сказала Исабель, – тот самый Пигпен.

29