Так как за весь день Джон съел только пакетик арахиса в самолете, он вернулся в вестибюль и поинтересовался насчет ресторанов. Толстяк сказал, что ресторан в «Мохиган мун» — это отель рядом с самым большим казино — достойное заведение. А еще в одном джентльменском клубе подают отменные крылышки. Джон спросил о заведении через дорогу с рекламой комбинации ленч-бокс/пицца. Толстяк в ответ с мрачным видом молча покачал головой.
Казино располагалось в подсвеченном от купола до тротуара здании а-ля Тадж-Махал, так что не найти его было сложно. В холле «Мохиган мун» было светло и прохладно. Служащие в красных костюмах развозили по мраморному полу и восточным коврам медные тележки с багажом постояльцев. Напротив регистрационной стойки на огромном столе из красного дерева с ножками в форме звериных лап возвышалась цветочная композиция ростом с Джона. Райские птицы и пальмовые ветви переплетались с художественно изогнутыми прутиками и цветами, о которых Джон не знал ничего, кроме того, что они хорошо пахнут. Мимо него прошла пожилая леди с платиновыми волосами, она беседовала со своей большой розовой сумочкой. Пока Джон ломал голову, что бы это могло означать, из сумочки высунулась мордочка крохотной белой собачки. Розовый, как и сумочка, ошейник был украшен искусственными бриллиантами. У собачки были черные блестящие глазки и треугольные ушки, из пасти мило высовывался розовый кончик языка.
Хоть Тофер и проинформировал Джона, что в отелях города свободных номеров нет, но атмосфера чистоты и роскоши толкнула его подобострастно поинтересоваться у менеджера отеля, не держат ли они номер для чрезвычайных случаев. Потому что у него случай действительно чрезвычайный. Менеджер выразил сожаление, что ничем не может помочь. В отеле свободных номеров нет.
Джон повернулся, чтобы уйти, и в этот момент увидел Кэт Дуглас, которая шла от бара к стеклянным модулям лифтов.
В баре оставались только стоячие места. Официанты носились туда-сюда и, проскальзывая между телами посетителей, поднимали подносы над головой. Бармен старался изо всех сил как можно быстрее разливать напитки, и скорее чаще, чем реже, пена переливалась за края стаканов. Джон пробрался к самому дальнему концу стойки, туда, где официанты сгружали грязные стаканы и тарелки, и в ожидании свободного места заказал себе пиво.
Когда один из посетителей заметил, что бонобо из шоу смотрят в своем доме порно, бармен переключил канал, но весь бар недовольно загудел, и он был вынужден включить его обратно.
Один из бонобо попробовал переключить канал, но пульт, судя по всему, не работал. Другие обезьяны бродили из внутреннего двора в дом и обратно и листали журналы. В углу сидела надувная секс-кукла, одна из самок накрыла ее одеялом и периодически поднимала уголок, чтобы проверить — не проявляет ли та признаков жизни. Потом ей это надоело, и она ушла играть в видеоигры. Джон вздрогнул: он узнал самку — это была Бонзи, та самая, которая пыталась его поцеловать.
Бармен не стал выключать телевизор, но звук приглушил, так что Джон мог слышать, о чем говорят вокруг. Два репортера пили бурбон и сравнивали свои записи. Никто из них не накопал ничего сенсационного, но Джон на всякий случай «заархивировал» детали. Явно разочарованные наблюдатели из агентств по защите животных говорили о недостатке информации. Три женщины за столиком неподалеку сообщили официанткам, что они экофеминистки. Две из этой троицы были долговязые, с длинными волосами и в юбках, которые давно просились в стирку. Третья, рыхлая и дородная, втиснула себя в брюки цвета хаки. Их компанию разбавлял тощий юноша с зелеными волосами, Джону подумалось, что для него самым разумным было бы смыться из бара. Все они были веганами, причем воинствующими, и окружающим непременно следовало об этом узнать.
— Это когда-нибудь соприкасалось с продуктами животного происхождения? — то и дело спрашивали они.
— Вы уверены, что это готовилось на растительном масле?
— Да, это имеет очень большое значение, — объясняли они официантке, которая начинала дергаться, потому что ее ждали другие посетители. — Угнетение женщин и животных исторически связано. Разве не ясно, что работа официантки или любая другая малооплачиваемая работа, рассчитанная на чаевые, — это форма угнетения?
Пара, сидевшая за столиком рядом с этой компанией, ушла, и Джон нырнул на освободившееся место, едва не сбив с ног женщину, которая балансировала на высоких каблуках с мартини в руке. Джону сразу стало не по себе, и он пригласил женщину составить ему компанию, но она только закатила глаза и прошла дальше. Этот обмен любезностями привлек внимание экофеминисток. Пару секунд они рассматривали Джона, потом отвернулись и стали бормотать что-то вроде «отвратительно», «свинья» и все в таком духе. Джон мог только представить, во что, знай они ее, они превратили бы его фамилию. Один из официантов мужского пола, очевидно, не угнетенный, подошел к столику Джона и принял заказ — сандвич по-деревенски и еще одно пиво. Из-за столика по соседству до ушей Джона доносились разговоры об убийствах и промышленных фермах.
Прошло полчаса. Сандвич по-деревенски так и не появился, и Джон заказал еще одно пиво, а еще через двадцать минут, после того, как загнанный официант поведал ему, какая запара на кухне, еще одно. Спустя еще полчаса плюс бокал пива Джон сдался и попросил официанта просто принести счет.
К этому времени уже стемнело, и Джон отказался от мысли разведать обстановку вокруг Дома обезьян. Дорога обратно в «Буканьер Инн» оказалась нелегкой — тротуар разбегался перед Джоном в самых разных направлениях, и до цели он добрел уже на полусогнутых. Оказавшись в номере, он позвонил Аманде.