Дом ночи и цепей

Мне казалось, что я смотрю в самое сердце безумия, словно хлам, накопленный здесь, поднялся из глубин Старой Башни и стал расползаться по дому. Глядя на него, я почувствовал холодный сквозняк. Он дул из темноты внизу, словно из какой-то ледяной пещеры. Сперва он лишь коснулся моих щек. Потом он превратился в настоящий ветер.

«Воздух из рудников? Туннели под фундаментом уходят к рудникам?»

Это объяснение казалось странным. Но отсутствие какого-либо объяснения было еще хуже.

Мое лицо стало неметь от холода.

Я вышел из Старой Башни, и, упираясь плечом в дверь, захлопнул ее, оставляя позади это пугающее зрелище, что бы оно ни значило. С этим лучше разбираться при дневном свете. Сегодня ночью не это было моей целью.

Но Старая Башня изрядно поубавила мою жажду исследований. Я уже не думал о том, чтобы составить мысленную карту западного крыла. Внезапно я почувствовал себя очень усталым. Отвернувшись от двери в башню, я направился обратно к своей комнате. Ноги отяжелели, словно налившись свинцом. Я смотрел лишь на пол, больше не пытаясь разглядеть окружающую обстановку. Мне хотелось лишь спать.

Я думал, что направляюсь обратно прямым путем к парадному входу, и не помнил, чтобы сворачивал в какой-либо из боковых коридоров. Но, похоже, я все-таки куда-то свернул, потому что неожиданно зашел в тупик. Подняв канделябр, я растерянно огляделся, не узнавая комнату, в которой оказался. Она была пустой за исключением пыльного, покрытого паутиной столика в углу. Повернув назад, я обнаружил, что из комнаты вели три двери. Я не помнил, через какую из них вошел.

«Надо идти на восток. Какая стена здесь восточная?»

Я не знал.

Оставаться здесь я не мог. Иначе я засну прямо на полу. Я заглянул в каждую из дверей. Они вели в узкие коридоры. На их стенах висели картины, в темноте их невозможно было разглядеть, но из-за них коридоры казались еще более тесными. Я не мог вспомнить, проходил ли я одним из этих коридоров. «Это просто темнота», сказал я себе. Я не мог толком разглядеть ни одно из помещений, где я проходил.

«Не будь дураком. Хватить блуждать во тьме. Найди где-нибудь лампу».

В коридорах должны быть люмены. Я выбрал наугад одну из дверей, и осторожно пошел по коридору, пытаясь найти на стене светильник. Пройдя мимо еще нескольких дверей, я снова зашел в тупик, но не нашел ничего, что помогло бы мне осветить путь. Свечи в канделябре таяли, их свет тускнел, словно от дыма и пыли.

Я направился назад по коридору, и снова не мог сказать, из какой комнаты я попал в него. Я заглядывал в двери, и почти все комнаты за ними казались одинаковыми в своей пустоте и заброшенности.

Но я продолжал идти. На первом перекрестке коридоров я повернул направо. Новый коридор выглядел столь же незнакомым, как и предыдущие, двери в нем вели в другие неизвестные мне помещения – новые залы, коридоры и комнаты, иные из них были пустыми, а некоторые забиты кучами хлама.

Я заблудился.

«Как? Как ты мог заблудиться, когда все время шел по прямой?»

«Не по прямой. Я повернул не туда».

«Как? КАК?»

Ответа не было.

Оставалось только продолжать идти. Один из коридоров рано или поздно должен вывести меня обратно в главную галерею. Мальвейль был большим, но не бесконечным. И все же я не мог избавиться от впечатления, что погружаюсь все глубже и глубже в лабиринт залов и коридоров, который оказался больше, чем космический линкор. Я не мог даже найти ни одной комнаты с окнами. Я оказался в каменной паутине, и когда я дойду до ее центра, Мальвейль пожрет меня.

- Нет, - сказал я вслух. – Это просто глупая бессмысленная фантазия.

Слова глухо прозвучали во мраке, едва слышные и лишенные силы. Тьма словно сгустилась вокруг меня. И потом, будто дождавшись моей слабой попытки нарушить тишину, снова раздался детский смех.

Во рту у меня пересохло. Смех слышался откуда-то позади, и я представил детей, глядевших на меня из-за полузакрытой двери, их улыбки были слишком широкими и мертвенно-холодными. И слышался лишь смех. Клострум, казалось, был целую жизнь назад, вопли и кровь его жертв стали вдруг будто мучениями чьей-то другой души, кого-то, кого я мог знать, но кем я больше не был.

Я не мог притворяться, что смех был плодом моего воображения.

Но я должен был считать, что это так. Я мертвой хваткой держался за версию, что это всего лишь моя усталость.

Я вошел в другой коридор, такой же незнакомый мне, как и остальные. Я шагал быстрее, стараясь уйти от этого смеха. Но смех следовал за мной. Дети, которые не могли быть настоящими, всегда будто прятались за углом, из-за которого я только что вышел, или за дверью комнаты, мимо которой я только что прошел.

- Катрин! – позвал я, смирившись со своим унижением. – Зандер! Я, кажется, заблудился! Вы слышите меня?

Мне ответил лишь смех позади. А потом…