Матушка Ночи смотрела на нее долго, но ничего не отразилось в ее черных глазах. Лицо, белое, как отполированная кость, не дрогнуло.
– Я помню, что будет, – сказала она, и они пошли к дому, в котором уже накрывали на стол, звенела посуда и слышались голоса. Ветер заметал их следы.
Глава 6
Пустая комната
После похорон Сикорского дом опустел. Профессор был далеко не первым, с кем Ива рассталась навсегда. Она помнила многих жильцов, которые уходили и не возвращались. Кто-то успевал попрощаться, иные же просто исчезали без следа. Об одних Ива печалилась, а исчезновения других порой даже не замечала. Она прожила здесь достаточно долго, чтобы свыкнуться с мыслью, что дом Матушки Ночи вовсе не конец пути, а всего лишь остановка в долгом странствии.
Однако никогда еще чувство утраты не было столь глубоким, как после смерти профессора. Словно старик унес с собой что-то важное, принадлежавшее только Иве, кусочек ее сердца, должно быть. Теперь пустое место тоскливо ныло, требовало, чтобы его заполнили… Знать бы чем! Месть «настоящему джентльмену»? Она дала слово поквитаться за смерть малышки Авроры и отрекаться от него не собиралась. Но Ива понимала, что время не пришло. Она еще не готова к этой охоте.
Не находя себе места, Ива бесцельно бродила по дому. Спускалась в Котельную и поднималась на Чердак, торчала на Кухне и в Гостиной, без стука заходила в комнаты жильцов, порой к немалому их смущению. И лишь одна дверь оставалась для нее под запретом: та, что вела в комнату Сикорского. Ива знала, что рано или поздно ей придется ее открыть, но раз за разом откладывала этот шаг. Дверь манила к себе и с той же силой отталкивала, точно дупло в больном зубе, которое постоянно трогаешь языком, хотя и знаешь, что ничем, кроме боли, это не закончится.
Каждый раз Ива проходила мимо на цыпочках и замирала, прислушиваясь: не раздастся ли с той стороны какой-нибудь звук? Скрип кресла-каталки, шелест книжных страниц или сухое старческое покашливание. Она знала, что это невозможно, и все равно ждала. Все-таки это был дом Матушки Ночи, и иногда здесь случались чудеса.
– Что ты ищешь? – как-то спросил ее Некто Тощий.
– Не знаю, – вздохнула Ива. – То, чего уже не вернуть.
Некто Тощий повел костлявыми плечами. Под свободной одеждой шевельнулись обрубки крыльев.
– Я знаю, что это такое… – сказал он и надолго замолчал.
Ива терпеливо ждала, когда он продолжит. Может, он решится и расскажет ей свою историю? О том, как он лишился крыльев и каким ветром его занесло в дом Матушки… Но Некто Тощий заговорил о профессоре:
– Он был хорошим человеком. Знал много удивительных вещей. Мне жаль, что он ушел.
– Мне тоже, – сказала Ива и вышла из комнаты.
Без всякой причины она обиделась. Ива считала, что смерть Сикорского – это ее горе, и не хотела делить его с кем-то еще. Не только с человеком-птицей, но даже с Матушкой. Черное платье, в котором Ива была на похоронах, она который день носила не снимая, несмотря на ворчание Поварихи.
В один из дней, проходя по коридору, Ива увидела, что дверь в комнату профессора приоткрыта. Изнутри тянуло сквозняком: холодный ветер скользнул по голым лодыжкам, будто схватил ее за ногу, и Ива остановилась. Как ни странно, первой мыслью была вовсе не «Профессор вернулся!», а «Матушка отдала комнату кому-то еще?». Мысль неприятная, царапающая; Ива поморщилась. Разумеется, Матушка была в своем праве. В доме она могла как угодно распоряжаться комнатами, ни у кого не спрашивая совета и тем более разрешения. Но Ива надеялась, что в память о Сикорском Матушка оставит его келью нетронутой. В доме хватало пустующих комнат, не было особой нужды вторгаться именно в эту.
Оцепенение длилось не меньше минуты – достаточно, чтобы на смену удивлению пришли обида и злость. Ива подкралась к двери и заглянула в узкую щель.
В темноте едва угадывались очертания мебели: высоких книжных шкафов, кресла с гнутой спинкой и массивного письменного стола. Черное на черном. Если не знать, что они там есть, то и не увидишь.
– Кто здесь? – спросила Ива громким шепотом.
В ответ послышалось хриплое ворчание. Девочка вздрогнула. Она не ошиблась: внутри определенно кто-то затаился, и он не обрадовался ее визиту.
– Кто здесь? – повторила Ива, входя в комнату. И снова ворчание в ответ. Ива повернулась на звук. В темноте вспыхнули рыжие глаза, сверкнули белые клыки… Страх и гнев отхлынули, как волна, разбившаяся о волнолом, уступив место разочарованию. Это оказался всего лишь Кинджа, сумчатый волк.
– А, это ты…
Поскольку она уже вошла, не было смысла топтаться на пороге. Ива прошла к письменному столу и среди разбросанных вещей и бумаг отыскала керосиновую лампу и коробок спичек. Подкачав поршень, она зажгла ее, и комнату наполнил маслянистый желтый свет. Такой, что его можно было трогать руками.