— Учится-то он неважно, — сказал Женька. — Но он исправится. Мы с Сережей будем ему помогать. Примем, а? Иван Николаевич?
— Ладно, примем. Только если вы за него ручаетесь.
— Ручаемся! — в один голос воскликнули мы.
— А он сам за себя как? Тоже ручается?
И Васька, упрямо тряхнув головой, твердо ответил:
— Ручаюсь.
По-моему, доклад у нас получился неплохой. Правду сказать, я сам-то говорил совсем немного — только о том, как рабочие фабрик и рудника готовились к восстанию. А про битву на баррикадах, про Ольгу Русакову, про Коростелева все рассказал Женька. Я же сидел и слушал.
Слушали все ребята. И Васька тоже сидел тихо и даже, кажется, боялся шевельнуться. А я глядел на него и думал о далеких сражениях, о смелых людях, которые боролись за свободу, и о самом Ваське, который, если бы не мы с Женькой, может быть, так и не узнал бы никогда об Ольге Русаковой.
«Эх, Васька, Васька! — думал я. — Не знал, Васька, чей ты внук. Учился плохо, дрался и хулиганил. В школе с тобой никто из ребят дружить не хотел. И связался ты, Васька, с жуликами вроде Кольки Поскакалова. А ведь Ольга Русакова, наверно, мечтала, что ее внук тоже станет настоящим человеком, не каким-нибудь там драчуном и двоечником, а справедливым и честным… Эх, Васька! Да будь я внуком такой героини, я бы и сам героем стал!»
И вдруг я вспомнил о моем отце, который воевал на фронте, был ранен под Варшавой и занимал Берлин. Я вспомнил, что Женькин отец, Федор Алексеевич, пробивался во время Отечественной войны со своим батальоном из окружения, попал в плен, бежал и пробрался в партизанский отряд под Брестом. Слыхал я также от самого Женьки, что его дедушка бился с белогвардейцами генерала Деникина еще в гражданскую войну, осенью 1919 года, возле города Тулы. А дядя Лешки Веревкина! Лешка ведь говорил, что его дядя партизанил на Дальнем Востоке, бил врагов у станции Волочаевка и у города Хабаровска. Конечно, нечего говорить, на баррикадах в девятьсот пятом году никто из них не сражался. Но если Ольга Русакова была героиня, то и мой отец, и Женькин, и Лешкин дядя тоже смелые люди. И боролись они так же, как она, за нашу Родину, за свободу и счастье… И над их головами развевалось красное знамя и свистели вражеские пули. И, наверно, если порасспросить, то окажется, что у каждого в нашем классе найдутся родные, которыми можно гордиться. Даже у ленивого Гешки Гаврилова! И никому из нас нельзя забывать о них! И тем более нельзя позорить их славных имен!
…После доклада все стали рассматривать наш альбом. Хвалили и меня и Женьку, так что из Дома пионеров мы возвращались веселые и возбужденные. Все-таки что ни говори, а приятно, когда тебя хвалят. Васька пошел проводить нас до угла. Он тоже был весел, и только иногда где-то в уголках его черных глаз мелькала тревога. Я понимал, как тяжело ему из сияющего огнями, шумного Дома пионеров возвращаться к себе домой, где пьяная тетка снова будет на него орать и грозиться отколотить шваброй. Наверно, потому-то, когда я остановился на углу, чтобы с ним попрощаться, Васька сказал:
— Идемте, я вас еще немножко провожу.
Так и проводил он нас до самого Женькиного дома.
— Ты заходи ко мне, — сказал Женька. — Я вот тут живу, в десятой квартире. Вместе уроки будем делать. А что тебе непонятно, всегда объясню.
— А когда можно зайти? Завтра можно?
— И завтра заходи. Прямо после школы.
— Женька! — вспомнил вдруг я. — Как же после школы? У нас в четыре матч с шестым «Б».
— Ну и что же? Выучим вместе уроки и пойдем все втроем на твой матч. Пойдем, Васька? Поглядим, как Серега будет мимо ворот бить.
— Это почему же мимо? — обиделся я. — Зря ты говоришь. Я не хуже Борьки Кобылина играю.
— Да ладно, не дуйся. Это я пошутил. Чтобы не сглазить. Ну, Васька, придешь?
— Приду.
Он махнул нам рукой и зашагал назад, к Овражной.
Хоккейной встречи с шестым «Б» я ждал с особенным нетерпением. Ведь первый матч прошел без меня: я тогда болел.
К встрече с шестым «Б» у меня давно все было заранее приготовлено: коньки наточены, клюшка проверена, мама выстирала и выгладила фуфайку, гетры заштопала — я их порвал как-то во время тренировки.
Народу в день встречи возле катка собралась куча — не протолкнуться. Даже старшеклассники пришли. Они стояли позади всех зрителей, снисходительно переговариваясь и перешучиваясь. Впереди, подложив под себя кто кирпич, кто портфель, расположились малыши.
Каток у нас при школе небольшой — в длину метров двадцать и в ширину почти столько же, так что для игр боковые линии приходится расчерчивать краской. Но зато ворота настоящие, хоккейные, — 183 сантиметра в ширину и 122 в высоту. И шайба тоже такая, как полагается — резиновая, диаметром 6 сантиметров. Конечно, в настоящей, взрослой команде иногда играют пятнадцать участников, а у нас в команде было всего по шесть — вратарь, два защитника и три нападающих.
Мы переоделись в раздевалке и вышли на лед вместе с командой шестого «Б».