Дом на улице Овражной

— У меня дядя, мамин брат, директор спичечной фабрики, — оживленно рассказывал Веревкин, вертя в руках конверт, глядя сквозь него на свет и даже нюхая. — Вот хорошо, если бы он приехал. Он веселый, все время шутит!.. А в позапрошлый год, помнишь, я в школьный живой уголок белку принес? Это он мне из тайги привез в подарок.

— Как ты белку принес, я помню, — кивнул я. — Мы еще тогда удивлялись, почему ты ее себе не оставил.

— Для коллектива, — веско пояснил Лешка. — Пусть общая будет. А то дома от нее спасения нету. Клетка маленькая… И опять же хлопот много: кормить надо, чистить за ней… — Веревкин вздохнул и положил конверт на край стола. — Чужие письма распечатывать нельзя, — с сожалением сказал он.

Потом Лешка рассказал, что дядя у него в Отечественную войну был командиром полка.

— Он и в гражданскую еще воевал. Партизаном был на Дальнем Востоке. Помнишь, песня такая есть:

И останутся, как в сказке,
Как маячные огни,
Штурмовые ночи Спасска,
Волочаевские дни.

Конечно, я знал и помнил наизусть эту песню. Мы в школе и в пионерском лагере пели ее не раз.

— Вот дядя Юра станцию Волочаевку брал в гражданскую войну, — сказал Лешка. — Он тогда был партизаном. И Хабаровск тоже освобождал от белых. Раньше он во Владивостоке жил, а лет пять назад переехал в Хабаровск.

Хабаровск!.. Хабаровск!.. Мне показалось, что я совсем недавно где-то слышал об этом городе, кто-то в нем был, но где и когда — не мог вспомнить. Да к тому же Лешка вдруг стал меня ругать за то, что я вставил не на место поперечную планку в нашем экскаваторе, и я принялся исправлять свою ошибку.

Но когда я возвращался от Веревкина домой, мне опять вспомнилось: Хабаровск!.. Кто же там жил из моих знакомых?..

На перекрестке я почувствовал, что кто-то взял меня за рукав. Обернувшись, я увидел высокого улыбающегося юношу и не сразу узнал Володю, Светланиного брата, от которого нам влетело на Овражной улице.

— Что, не узнал? — весело спросил он. — Ну как, зажили боевые раны?

Я не понял, о каких ранах он спрашивает: о тех, которые я получил от Васькиных приятелей, или о каких-нибудь еще. А Володя продолжал расспрашивать:

— Ну, нашли учительницу? А к Купрейкину ездили? Я, между прочим, нашим ребятам в институте рассказал про ваши поиски. У нас там тоже есть любители истории. Нашлись даже такие, что позавидовали вам. Говорят, только бы не бросили искать мальчишки. Ведь могут и правда новое героическое имя открыть.

Не знаю, почему вдруг мне стало как-то неловко признаться, что мы с Женькой поссорились и если он и ищет неизвестную учительницу, то уже один, без меня. И я пробормотал что-то не слишком понятное и вразумительное.

— Смотрите, не отказывайтесь от этого дела, — сказал Володя. — Я почему-то уверен, что вы найдете. Главное — не сдаваться. Ни в коем случае не сдаваться, а искать, искать, искать.

«Бороться и искать, найти и не сдаваться!» — промелькнул у меня в голове девиз Сани Григорьева. Да, может быть, Женька и найдет эту учительницу, может быть, в городском музее будет даже висеть ее портрет рядом с портретом Николая Иванова. Может быть!.. Вспомнит ли тогда Женька, что мы начали поиски вместе? Наверно, вспомнит, но уж, конечно, никому не скажет, что первые дома на Овражной улице мы обошли с ним вдвоем, что вместе мерзли на бревнах, вместе целый день провозились дома у старушки Ксении Феоктистовны, прибирая квартиру за каких-то неизвестных нам тимуровцев из двадцать девятой школы…

Стоп! Ксения Феоктистовна! Бабушка Ксения!.. Эго она говорила, что приехала к нам в город из Ижевска, а раньше жила в Хабаровске. Так вот почему мне вспомнилось название этого далекого города!

— Не забудьте свое обещание, — говорил между тем Володя. — Когда найдете вашу учительницу или хоть известия о ней какие-нибудь появятся, непременно зайдите рассказать.

— Мы зайдем, — кивнул я невесело. — Может, Женя один зайдет, без меня…

— А лучше бы вместе. Дружба у вас теперь еще крепче станет. Уж я-то знаю, поверь мне. Если вместе с кем-нибудь делаешь одно хорошее дело, то потом дружба с этим человеком становится крепче стали. Любую нагрузку выдержит. В любой беде не сдаст.

Он простился со мной и широко зашагал по переулку к Овражной улице. Я посмотрел ему вслед и побрел своей дорогой. Грустно и тяжело стало вдруг у меня на душе. «Крепче стали!..» Нет, что-то не стала она крепче, наша с Женькой дружба. От одной неудачи взяла и рассыпалась. Мне вспомнились объяснения отца, когда я спросил, что такое сопротивление материалов: «Чем больше материал испытывает нагрузку, тем больше он этой нагрузке сопротивляется…» А как же дружба? Чем больше нагрузки, тем она скорее разрушается? Так, что ли? И еще вспомнилось: «Дерево меньше выдержать может, чем железо, а железо — меньше, чем сталь…» А человек? Сколько же может выдержать человек? Подумаешь, сталь! Вбили себе в землю сваю, стой и поддерживай какой-нибудь мост. Свалились бы на эту сваю такие несчастья, какие иной раз выпадают человеку!..