Дом на Рождество (ЛП)

— Ты не поздравила всех с праздником.

— Вот черт. — И мне действительно становится не по себе. То, что я не особо жду Рождества в этом году, не означает, что мир вокруг остановился. Более того, команда, с которой я работаю в этом журнале, без сомнения, самая преданная и талантливая из всех, с кем я когда-либо работала. — Они еще здесь? Я могла бы…

— Поздно. — Она проходит в комнату и опускается в кресло напротив. — Дурилка.

Улыбка кривит мои губы. Моя команда любит Бет. Что касается меня, что ж… они меня уважают, и этого достаточно. Я стала главным редактором не для того, чтобы заставлять людей любить меня.

— Да уж. Я ужасна.

— Иногда, — хихикает Бет, когда я опускаю голову на руки. — Девочка, перестань. Сегодня же Рождество, а я не вижу ни малейшего намека на то, что ты собираешься заканчивать.

Не уверена, то ли это из-за кофе, которое я выпила сегодня утром, то ли из-за понимания, что скоро я окажусь в ловушке с моим бывшим мужем, но в моем желудке появилось неприятное, тревожное чувство, которое в сочетании с беспокойством, заставляет меня чувствовать себя на взводе.

Я не хочу проводить Рождество в доме моей покойной бабушки с моим почти-уже-бывшим мужем, Итаном. Я очень-очень не хочу этого делать. И дело даже не в ссоре. У нас было много ссор, мы наговорили друг другу всяких гадостей, особенно в последние несколько месяцев, когда все начало рушиться. Дело в том, что через несколько дней все закончится. Нить оборвется, конец истории. Четыре года — фактически целая жизнь, если учитывать наши подростковые годы — оборвутся с подписанием нескольких бумаг.

— Я собираюсь притормозить, — говорю я наконец.

— Когда именно? Ты всегда в работе. — Она делает паузу, оценивающе оглядывая меня. — Ты счастлива?

— Конечно я счастлива, — отвечаю я не задумываясь. Ведь у меня отличная работа, моя мама здорова. Конечно то, что моя бабушка умерла месяц назад, заставляет меня все еще чувствовать боль от ее потери, но в последнее время не так сильно. Она прожила долгую, замечательная жизнь, и в конце концов умерла от старости. Поэтому гораздо легче радоваться прожитой жизни, а не оплакивать ее уход.

Бет улыбается.

— Хорошо. В последнее время ты как будто убегаешь от чего-то или кого-то.

Поскольку я знаю к чему ведет этот разговор, то встаю, беру со спинки своего кожаного кресла темно-синий пиджак и надеваю его.

— Мне пора.

— Готова ехать в Вермонт?

— Настолько, насколько это вообще возможно.

Бет внимательно изучает маникюр на своей левой руке.

— В ближайшее время вы закончите с разводом, верно?

Еще одна волна тревоги захлестнула меня. Последний раз я видела Итана шесть недель назад, на похоронах бабушки, и все закончилось как нельзя хуже.

— Не будем об этом.

— Ты все еще любишь его.

— Я не люблю его.

Ого, я говорю, как десятилетний ребенок. Возможно, мне стоит еще и язык высунуть.

Бет приподнимает бровь, явно не поверив мне.

— Шесть недель назад…

— Эта тема надежно заперта в хранилище.

— Я и есть хранилище.

— Именно. И я надежно его заперла. Хранилище не может открыть хранилище.

Губы Бет скривились в улыбке.

— Отлично. — Она поднимает вверх палец. — Но позволь заметить, Итан Миллер — твой муж кстати — настоящий красавчик, и ты собираешься жить вместе с ним целую неделю.

— Перестань романтизировать мой брак. Все кончено. — Нет уж. Я не собираюсь думать об Итане или о том, как сверкают его голубые глаза, когда он что-то задумал. — Мы просто должны пережить Рождество вместе.

Было почти жестоко со стороны моей покойной бабушки поступить так с нами, как будто это условие в завещании просто посмертное наказание за то, что мы не смогли наладить отношения. Я знаю она любила его. Он был для нее как внук, с тех пор как мы были детьми, бегая по лесу и давая пустые обещания любить друг друга вечно, как будто ничто на свете не могло коснуться нас. Как мы были наивны.

Но чтобы заставить нас провести вместе целую неделю… это не просто мелочно, это жестоко.

Ох, бабуля, когда мы снова встретимся, мы поговорим об этой твоей последней уловке.

— Между мной и Итаном все конечно.

Небольшая улыбка трогает губы Бэт, когда она встает.

— Серьезно, поезжай домой. Обними маму. Много ешь, много пей, и, может быть, поцелуй красивого парня под омелой.

— Между мной и Итаном не будет никаких поцелуев.

— Я не говорила об Итане. Это сказала ты. — Она легонько сжимает мое плечо. — Помни, ничего не кончено, пока мы сами не решим, что это так.

После того как Бет уходит и закрывает за собой дверь моего кабинета, я открываю свою рабочую почту и пишу короткое сообщение своей команде с пожеланиями счастливого праздника. Затем неторопливо подхожу к высокому стеклянному окну и смотрю на городскую толпу, текущую по широкому проспекту. Улицы украшены блестящими изображениями украшений, снежинок и мишуры. Туристы останавливаются то тут, то там, охают и ахают над ветринами, делают фотографии на мобильные телефоны. Никто, кажется, не замечает, как зима пробирается сквозь одежду.