Дом на горе

Братишка затаился, как мышонок, и бесшумно принялся убирать в шкаф свое «приданое».

Сергей ел щи и, по привычке, косил глазом в раскрытый блокнот. Время от времени он что-то отчеркивал в нем карандашом.

Костя наблюдал за старшим братом. Вот и всегда так: когда Сергей возвращается из района после какогонибудь совещания, он полон планов, его мучает нетерпение.

– Правление собирать будешь? – понимающе спросил Костя.

– Нет, правление у нас завтра. Но поговорить с людьми нужно. Ты бы оповестил, Костя. – И Сергей назвал колхозников, с которыми ему хотелось посоветоваться.

Костя выскочил на улицу и быстро обежал дома колхозников.

Вскоре в избе Ручьевых собрались бригадиры: пожилой, степенный Максим Ветлугин и черный, как цы-ган, Антон Птицын. Потом во главе с Новоселовым пришли несколько стариков – «государственные советники», как называли их в колхозе.

Неторопливо переступил порог парторг колхоза кузнец Яков Ефимович Балашов. Высокий, сутулый, с густыми, картинными усами, он был одет в синюю замасленную спецовку. Из нагрудного кармана ее торчали карандаш и складной метр.

В колхозе, после учителя Федора Семеновича Хворостова, Яков Балашов для ребят был, пожалуй, самым интересным человеком. Для него всегда находилось много неотложных дел: то он налаживал молотилку, то чинил автомашину, то сутками пропадал на электростанции.

«Наш рабочий класс!» – уважительно говорили про Якова Ефимовича в колхозе. Подростки табуном ходили за дядюшкой Яковом, у которого «хватало про всякого», и часами торчали в кузнице. Хоть она и называлась по-старому кузницей, но скорее напоминала добротную механическую мастерскую: имелись в ней и станки, и сварочный аппарат, и многое другое, что старому деревенскому кузнецу и во сне не снилось. Ребята собирали для Якова Ефимовича металлический лом, учились у него слесарному и токарному делу, пайке и клепке и с гордостью называли кузницу «цехом»…

Позже всех пришла Марина Балашова с подругами.

После рабочего дня девушки уже успели приодеться, щеголяли беретами, шелковыми косынками, расшитыми блузками. Марина закутала голову цветистым ковровым полушалком. Полушалок был ей очень к лицу, и Костя в шутку прозвал его «крылом жар-птицы».

Костя встретил девушек у порога и лихо козырнул:

– Мотопехоте привет!

Кличка эта давно, еще с военных лет, утвердилась за высоковскими комсомолками, и девчата на нее не обижались.

– Вот так кавалер! – улыбнулась Марина. – Звать – позвал, а местечка посидеть не приготовил.

Спохватившись, Костя ринулся в сени, загремел старыми ведрами, тазами и через минуту втащил в комнату длинную скамейку.

Сам он забрался на печку, где уже расположился Колька.

Костя любил, когда у них в избе собирались колхозники. Подперев щеки руками, лежишь на печи и слушаешь разговоры взрослых о пахоте и сенокосе о конях и машинах, о семенах и удобрениях. А на другой день, встретившись на улице с мальчишками, тебе уже не надо вместе с ними гадать, куда это поехала колхозная трехтонка, зачем на околице деревни копают ямы и сваливают кирпич: все ты знаешь, все можешь объяснить.

Сергей зажег лампу под широким жестяным абажуром и рассказал о сегодняшнем совещании в районе; их колхоз получил задание – втрое расширить посевы проса и в два раза увеличить его урожайность.

– А ведь был слушок, что совсем просо из посевного плана снимут, – осторожно заметил бригадир Ветлугин.

– Разговорчики о том, что просо – бросовая, невыгодная культура, надо будет оставить, – сказал Сергей. – Придется нам просом по-серьезному заняться.

И, посмотрев на Марину, он спросил, как она отнесется к тому, что большую часть посевов проса правление закрепит за ее бригадой.

– А ты почему про главное не сказал? – в свою очередь, спросила Марина. – Как все-таки урожайность проса мы будем поднимать? Говорилось об этом на совещании?

– Был разговор, – ответил Сергей. – Надо, конечно, все правила агротехники выполнять, за посевами ухаживать лучше…

– Уж я ли не ухаживала!.. – вырвалось у Марины.

Развязав полушалок и обмахиваясь, она поднялась со скамейки. – А только на старую агротехнику особо надеяться нельзя. Толку от нее немного…

– У нас, кажется, школьники какой-то опыт с просом проводят? – вспомнил Яков Ефимович.

– Да-да! – Сергей приподнял абажур над лампой и осветил лежащего на печи Костю: – Ну-ка, спустись, доложи! Какие у вас там успехи в «просяной бригаде?»

Костя вздрогнул и полез вниз, но потом, сообразив, что откровенный рассказ о неудавшемся опыте ничего, кроме стыда, ему не принесет, вновь забрался на печь.

– Пусть Варька Балашова докладывает… – буркнул он.

– Не вышло ничего у школьников, я знаю, – сказала Марина. – Вот тут и гадай, как к этому просу подступиться! Я сколько книг перечитала – и там никакого ответа. Выходит, что сей просо, трудись, старайся, а урожая выше тридцати пудов с гектара не жди. Да что оно, заколдованное, это просо? Человек с ним и поделать ничего не может?