Дом на берегу

— Жители Тайуордрета, — провозгласил он, — кто бы вы ни были — вольные люди или крепостные, и те, кто сегодня заплатил здесь подать. Учитывая, что Тайуордретское поместье принадлежало ранее леди Изольде Кардингем из Кардингема, которая продала его деду нашего почившего лорда, решено ввести здесь обычай, который со времени Великого завоевания Англии норманнами существует в Кардингеме. — Он сделал паузу, чтобы дать время слушателям переварить то, что он уже сказал. — Согласно этому обычаю, всякая вдова, унаследовавшая земли от своего скончавшегося супруга и нарушившая обет верности, должна либо лишиться этих земель, либо принести покаяние перед своим господином и его управляющим и просить их о возвращении земель. Сегодня перед леди Джоанной Шампернун, представляющей нашего господина Уильяма, еще не достигшего совершеннолетия, и мною, Филиппом Хорнуинком, управляющим, должна принести таковое покаяние Мэри, вдова Роберта Розгофа, если она желает, чтобы земли были ей возвращены.

Толпа зашумела в предвкушении необычного зрелища — возбуждение, любопытство, все смешалось, и вдруг со стороны тризмиллской дороги раздался крик.

— Она не выйдет к ним, — сказал Трифренджи. — У Мэри Розгоф есть сын, который скорее десять раз откажется от своих земель, чем предаст мать такому позору.

— Ошибаешься, — заявил монах. — Он знает, что ее позор обернется для него порядочной выгодой через шесть месяцев, когда она родит приблудного ребенка. Тогда он сможет выгнать из дому обоих и оставить все земли себе.

— Только ты мог подучить его, — сказал Роджер. — Небось еще и приплатил ему за это!

Пронзительный крик и возгласы все усиливались, и когда толпа подалась вперед, я увидел процессию, двигавшуюся к нам со стороны Тризмилла. Впереди бежали два мальчугана, размахивая кнутами, а за ними быстрым шагом шли пятеро мужчин, сопровождая то, что я с первого взгляда принял за крохотного пони, на котором сидела женщина. Они приблизились к нам, и в толпе засмеялись, загикали — женщина покачнулась и непременно упала бы, если бы конвоир не подхватил ее одной рукой, взмахнув при этом вилами, которые держал в другой. Женщина сидела не на пони, а на крупном черном баране, рога которого были украшены траурными лентами. Два конвоира, шедших от него по обе стороны, держали концы веревки, повязанной вокруг рогов; баран, испугавшись толпы, приседал, дергал головой и пытался скинуть своего седока. Женщина была в черном, под цвет барану — лицо скрыто под черным покрывалом, руки связаны спереди кожаным ремнем; я видел ее пальцы, вцепившиеся в густую темную шерсть на загривке барана.

Покачиваясь и спотыкаясь, процессия достигла податного дома и там остановилась; с помощью веревки барана удалось утихомирить, и мужчина с вилами сорвал покрывало и обнажил лицо женщины перед Джоанной и Хорнуинком. На вид ей было не больше тридцати пяти, и в глазах ее читался такой же ужас, как в глазах барана, на котором она сидела. Ее темные, грубо обкромсанные волосы торчали в разные стороны, как сухая солома. Когда женщина, вздрагивая всем телом, склонила голову перед Джоанной, завывания толпы смолкли.

— Мэри Розгоф, признаешь ли ты свою вину? — прокричал Хорнуинк.

— Признаю и смиренно прошу простить меня, — ответила она сдавленным голосом.

— Говори громче, чтобы слышали все, и скажи нам, в чем твой грех.

Бледное лицо несчастной зарделось, когда она подняла голову и посмотрела на Джоанну.

— Не прошло и шести месяцев после смерти моего мужа, как я легла с другим мужчиной, и поэтому лишилась права на земли. Я умоляю госпожу о снисхождении и, сознаваясь в совершенном грехе, прошу вернуть мне земли. Если у меня родится внебрачный ребенок, все земли перейдут к моему законному сыну, и он поступит со мной так, как сочтет нужным.

Джоанна сделала знак новому управляющему подойти ближе и, когда он наклонился, что-то прошептала ему на ухо. После этого он вновь повернулся к кающейся грешнице и произнес:

— Милостивая госпожа не может закрывать глаза на столь гнусное прегрешение, но коль скоро ты перед всем честным народом признала свою вину, она милосердно возвращает тебе конфискованные земли, которыми ты владеешь на правах аренды.

Женщина склонила голову и пробормотала слова благодарности, затем, со слезами на глазах, спросила, не должна ли она сделать еще что-нибудь, чтобы искупить свой грех.

— Разумеется! — презрительно ответил управляющий. — Слезь с барана, который с позором доставил тебя сюда, подползи на коленях к часовне и исповедуйся в своем грехе перед алтарем. Брат Жан выслушает твою исповедь.