Картина была отталкивающая и жуткая, поскольку мужчина в высокой шапке, убедившись, что гончие его целы и невредимы, наконец удостоил вниманием своих неудачливых спутников и — расхохотался. Хотя он и сам промок до пояса, все же на ногах у него были крепкие сапоги, тогда как некоторые из его слуг — а я решил, что это слуги — потеряли свою обувь, когда лед треснул у них под ногами, и теперь безуспешно пытались нашарить ее в ледяной воде. Их хозяин, не переставая смеяться, первым выбрался на берег и на какую-то долю секунды снял с головы шапку, чтобы стряхнуть снег, — и тут же нахлобучил ее вновь. Притом, что нас разделяло около двадцати футов, я успел разглядеть красное, обветренное лицо с вытянутым подбородком и узнал его. Это был Оливер Карминоу.
Он пристально смотрел в мою сторону, и хотя разумом я понимал, что он не может меня видеть, поскольку я не принадлежал его миру, все же то, как он стоял там, не двигаясь, обернувшись ко мне лицом и не обращая никакого внимания на отчаянные возгласы слуг, вызывало у меня неприятное чувство, очень похожее на страх.
— Если хочешь говорить со мной, перебирайся на эту сторону! Здесь и поговорим! — внезапно крикнул он.
Совершенно потрясенный тем, что меня обнаружили, я двинулся было вперед к озерцу, но затем с облегчением увидел рядом с собой Роджера, который снова стал, если можно так выразиться, моим представителем и одновременно защитой. Я не ведал, сколько времени он уже тут находился. Должно быть, он шел за мной вдоль берега реки.
— Приветствую вас, сэр Оливер! — крикнул он. — Выше Тризмилла снегу по плечо, да и с вашей стороны долины тоже — так мне сказала на переправе вдова Роба Розгофа. Вот я и подумал, как вы тут с леди Изольдой?
— Неплохо, — ответил тот, — еды у нас хватит, чтобы продержаться несколько недель, не приведи Господи, конечно. Через день-два ветер может перемениться и принесет дожди. Что до моей супруги, то большую часть дня она сидит надувшись в своей комнате и редко удостаивает меня своим обществом. — Он произнес это с презрением в голосе, не спуская глаз с Роджера, который подошел ближе к берегу. — Ей решать, поедет она со мной в Карминоу или нет, — продолжал он. — Не в пример ей, дочери послушны моей воле. Джоанна уже просватана за Джона Петита из Ардевы; она хоть и дитя, но наряжается и прихорашивается перед зеркалом, будто взрослая четырнадцатилетняя невеста, и уже готова броситься на шею своему здоровяку мужу. Можешь передать это ее крестной, леди Шампернун, с выражением моего почтения. Пусть берет пример с крестницы, пока не поздно! — Он разразился хохотом, а затем, указав на гончих, пожиравших под деревьями то, что осталось от выдры, добавил: — Если не боишься перейти реку там, по гнилым бревнам, я дам тебе лапку выдры — можешь вручить ее леди Шампернун, с поклоном от меня. Это напомнит ей о братце Отто — он был такой же мокрый и окровавленный, — пусть повесит ее на стену у себя в Трилауне в память о родственничке. А другую лапу, если псы ее не сожрали, я вручу дражайшей супруге.
Он развернулся и, кликнув гончих, направился к деревьям, в то время как Роджер, а следом за ним и я, устремились вдоль берега и оказались возле жалкого подобия моста — нескольких связанных между собой бревен, местами ушедших под воду и страшно скользких из-за снега. Оливер Карминоу со своими подручными стоял и наблюдал за тем, как Роджер ступил ногой на этот полусгнивший мост, и когда тот под тяжестью его веса мгновенно провалился и Роджер соскользнул и упал в воду, вымокнув выше колен, они дружно загоготали, ожидая, что он повернет назад и вылезет на берег. Но он продолжал двигаться вперед, хотя вода доходила ему почти до пояса, и в конце концов перебрался на другую сторону, я же, оставаясь сухим, следовал за ним по пятам. Он направился прямо к опушке небольшого леса, где, сжимая в руке кнут, стоял Карминоу, и сказал:
— Я вручу госпоже лапку, если вам будет угодно мне ее дать.
Я подумал, что он сейчас получит по лицу удар кнутом; по-моему, он и сам так думал. Но Карминоу, улыбаясь, поднял кнут и несколькими ударами отогнав собак от растерзанной тушки выдры, вынул из-за пояса нож и отрезал две лапы.
— Ты покрепче духом, чем мой управляющий в Карминоу, — сказал он. — Я уважаю тебя за это — больше, правда, не за что. Вот, бери лапу и повесь ее у себя на кухне в Килмерте среди серебряных блюд и горшков, которых ты наверняка достаточно натаскал из монастыря. Но сначала прогуляйся с нами на вершину холма, засвидетельствуй свое почтение леди Изольде лично. Может, она хоть раз за все это время предпочтет людское общество компании ручной белки, с которой проводит все дни напролет.
Роджер взял у него лапу и, ни слова не говоря, сунул ее к себе в мошну; мы вошли в лесок и стали пробираться между сгибавшимися под тяжестью снега деревьями, все выше поднимаясь по склону холма, но в какую сторону — вправо или влево — об этом я не имел ни малейшего понятия, поскольку абсолютно перестал ориентироваться, сознавая лишь, что позади у нас река и что по-прежнему идет снег.