Дом малых теней

Взгляд домоправительницы прошил Кэтрин насквозь, как будто та была недостойна ее внимания или вообще не существовала. Мод покатила кресло Эдит в соседний коридор третьего этажа. Кэтрин предполагала, что театр марионеток располагается на первом этаже, рядом с диорамами.

— Вы же собирались показать мне марионеток вашего дяди, — робко окликнула она.

Ее не удостоили ответа.

Между двумя коридорами третьего этажа пролегало около дюжины комнат. Все они были закрыты и погружены во тьму, на их двери едва падал красный свет, просачивавшийся через арочные окна в дальних концах обоих проходов. Кэтрин подавила желание попросить включить свет, дивясь при этом, как глаза старух могут вообще что-то разглядеть в такой темнотище.

Мод остановила коляску у второй двери погруженного в полумрак коридора, рядом с комнатой Эдит и, не дожидаясь разрешения уйти, заковыляла прочь, даже не взглянув на дверь, у которой оставила хозяйку. Похоже, ее резкий уход был вызван какой-то внутренней обидой.

— У вас все комнаты меблированы? — спросила Кэтрин, все еще играя роль прилежной оценщицы.

— Разумеется. Все осталось на своем месте.

— Полагаю, вас удивит сумма, которую вы можете выручить за ваши… вещи.

— Разве недостаточно того, что мы вынуждены расстаться с шедеврами моего дяди? Вы хотите выдернуть из-под нас всю мебель до последней дощечки?

— Нет, я просто имела в виду… Я хотела сказать…

— Не стоит. Чем больше времени я провожу в вашем обществе, тем больше убеждаюсь, что ничего толкового вы сказать не можете.

Сначала Кэтрин застыла, сраженная этой эскападой, потом вспыхнула от гнева и сжала кулаки. Почему она должна мириться с этим? Что бы она ни сказала, какое бы мнение ни отважилась высказать — все получалось невовремя и некстати. Ей начало казаться, что все ее пребывание в Красном Доме подчинено какому-то тайному регламенту, все разыгрывается по сценарию, из которого она не знает ни строчки.

Она не знала, сколько еще сможет продержаться, зато понимала, что после разрыва с Майком и рецидива трансов визит в Красный Дом окажется ей не по силам. Стоило Кэтрин вспомнить о Майке и эпизодах, ей сделалось совсем тошно и паршиво. А ее надежды, что она сможет здесь как-то отвлечься, представлялись теперь совершенно несбыточными.

— Прошу прощения. Я не думаю, что…

— Тихо! Дверь. Вон там. Сюда, дорогуша.

Кэтрин взялась за латунную ручку в овальной металлической оправке.

— Не трогайте ручку! Если я не буду сопровождать вас, они вообще не поймут, кто вы и что вы.

— Простите, я не уверена, что правильно понима…

— Они совсем отвыкли от зрителей. От чужих. Надо проявлять такт и уважение. Всегда. Дядя объяснил мне их сущность.

Кэтрин не могла взять в толк, о ком или о чем толкует Эдит. Она застряла в бредовом сне. Реальность Красного Дома все время ускользала от понимания, постоянно оборачиваясь чем-то нереальным, гротескным даже.

Эдит понизила голос до благоговейного шепота:

— Они робкие и ранимые существа. Когда-то они давали представления. Но это было очень давно. Они хрупки, как люди, и невинны, как дети, и могут быть столь же жестоки. Они безгрешны и кажутся безучастными, когда спят, но это лишь видимость. Они ждут. Как ждали моего дядю. Как и все дети, дорогуша, они вырастают и идут своим путем.

Кэтрин закрыла глаза и пожалела, что не может закрыть и уши, чтобы не слышать чушь, которую несла Эдит. Визит, судя по всему, провален. Никакой нормальной описи сделать не выйдет, аукциона не будет — потому что Эдит Мэйсон сбрендила. Здесь вообще ничего не получится, сколько ни выворачивай мозги, сколько ни мучайся — ей все равно не пересилить того, что время и изоляция сделали с этими жалкими старушенциями.

Во взгляде Эдит сверкнул заговорщический огонек:

— Однажды они нас зачаровали, но они не игрушки. Они слишком могущественны, чтобы с ними играли. Как говорил мой дядя, познать их по-настоящему — значит познать страдание и подлинный ужас. Ибо они трагичны. Рядом с ними надлежит вести себя с осторожностью, страхом и почтительностью. — Эта околесица в устах Эдит звучала упреком. Или, по меньшей мере, предупреждением.

Кэтрин сочла нужным смолчать. После такой «вводной» ей как-то расхотелось смотреть на марионеток. Ее также не вдохновляла перспектива притворяться, будто она видит в марионетках живых существ, — а в присутствии Эдит это было обязательным, судя по всему, условием. Именно так старуха относилась к чучелам и, скорее всего, к куклам. Но пока она не закончит с описью имущества, придется играть по таким вот извращенным правилам. И, похоже, это маразматическое отношение к беличьим чучелам и старинным немецким куклам предстоит выказать всем участникам аукциона. М-да, та еще ситуация.

Возможно, все это было каким-то изощренным розыгрышем старухи. Эксцентричной шуточкой, о которой пыталась предупредить ее бессловесная прислуга.

Эдит смерила дверь взглядом уважающим, но каким-то испуганно-забитым, после чего чинно кивула, будто бы довольная собственной мини-репризой.