— Будьте осторожны, ничего не трогайте. Арсенит натрия смертельно ядовит. Мой дядя использовал и буру, но предпочитал все-таки мышьяк.
Кэтрин фотографировала склянки одну за другой, не забывая делать приближение. Тут были уксусная кислота, ализин, квасцы, асбест, воск, борная кислота, хлороформ, тальк. Мэйсон держал все в идеальном порядке — каждая склянка была подписана, все ингредиенты были выстроены в алфавитной последовательности.
— Некоторых животных он усыплял хлороформом. Взгляните прямо перед собой.
— Откуда он их брал?
— У соседей. Фермерские псы ловили крыс не хуже дядиных мышеловок. А еще когда-то были времена, когда в живых оставляли лишь одного котенка из помета. Остальных наши дорогие соседи сносили дяде. Белки попадались в силки. Лис, барсуков и горностаев дядя стрелял, ставил на них капканы.
Кэтрин отвернулась от Эдит, дабы та не видела осуждения на ее лице. Сама мысль об уйме маленьких милых животных, которых убивали буквально-таки в производственных масштабах, была ей противна. Похоже, скоро ей тут станет дурно. Значит, с фотографиями надо побыстрее закончить.
Эфир, формальдегид, глицерин. Пытаясь сосредоточиться на склянках и ярлыках, Кэтрин никак не могла отстраниться от жизнерадостного голоса старухи. Когда она навела фокус на емкость с серной кислотой, Эдит произнесла с гордостью:
— Одна из составляющих его успеха — здесь. Он часто разрешал мне заходить сюда и смотреть за работой, но всегда предупреждал остерегаться этой склянки. «Никогда не трогай ее, Эди, иначе сильно-сильно обожжешься!»,— так он мне говорил. А вон в той банке, что рядом, — пакля. Для набивки. Все крысы в диорамах набиты паклей. Их шеи и хвосты очень тоненькие, очень непросто с ними работать. А их лапки! Всегда самая трудная часть. Дядя…
Может, виной всему было самовнушение, но Кэтрин стало казаться, что она чует не то гниль, не то мочевину. Возможно, она уже успела надышаться чем-то гадким, опасным для ее здоровья. И снова Эдит продемонстрировала отталкивающую способность потакать самым нежеланным ее мыслям:
— Только представьте себе былые времена, Кэтрин! Как здесь пахло! Ведь некоторые туши попадали в руки дяде далеко не свежими. Он был привычен к запахам смерти. И я в итоге привыкла к ним.
Кэтрин кашлянула. Во рту стало кисло.
— Где его инструменты?
— О, другой такой коллекции вы во всей стране не сыщите.
«Да что там в стране, в мире»,— подумалось Кэтрин, когда старуха подвела ее к столу. Надо думать, такая оговорка даже не требовалась, достаточно было взгляда. Рукоятки из розового дерева, начищенная до блеска сталь, ни единого пятнышка ржавчины. Подняв нетвердой рукой камеру и сфотографировав это изобилие, напоминавшее арсенал маньяка, помешанного на пытках, Кэтрин уже поняла, что выяснить их назначение у нее не хватит духу.
— Мой дядя сначала все измерял и делал гипсовые слепки — до того, как животных свежевали. Крумциркули использовались для снятия микроскопических мерок для слепков. Расстояние между глазницами было очень важно для создания желаемого выражения.
Завтрак, который Кэтрин была вынуждена утром съесть, встал дыбом в желудке.
— О, как интересно.
— И не говорите! — Эдит выглядела по-настоящему взбудораженной.— Посмотрите наверх. Там, прямо над вами. Справа. Это резаки, дорогуша! Сначала он делал головы из бальзы и гипсовых форм. Но настоящие черепа гораздо лучше. Он счищал с них плоть, вываривал. Вон там вот — ложки для выскабливания мозговых тканей. Не там, дорогуша — чуть в стороне, видите? Мышечный каркас головы он заменял паклей и хлопком. Не всякий гений-скульптор смог бы вложить так много в передачу экспрессии и мимики, сколько мог мой дядюшка!
Комната, казалось, потемнела — ужасный запах заполнил сначала носоглотку, а затем и всю голову Кэтрин сверху донизу. Она с тоской бросила взгляд за окно. Вот бы оно было открытым. Вот бы глотнуть нормального свежего воздуха. Кэтрин приметила мух — толстые черные тушки бились о стекла. Их была как минимум дюжина. Две приземлились на раме и стали ползать по ней взад-вперед — видимо, в поисках щелей и прорех; их жуткие манёвры прямо-таки
— Извините, я…
— Вон тот нож был его любимым. Он всегда носил его с собой. Тесак для резки костей.
Кэтрин задержала дыхание. Голова кружилась, силы были на исходе, она едва ли не дрожала.
— Сад. Можно выйти? В какую сторону…
— Но вы еще не посмотрели остальные ножи и набор шил! Диагональные резаки были сделаны по его чертежам, спецзаказом в Бирмингеме. Они были приспособлены для самых маленьких костей. Как еще, по-вашему, ему удалось бы сделать так много крыс?
Тонкое и бледное лицо Эдит пылало в поистине эйфорическом порыве. Зрение Кэтрин поплыло, перед глазами стали вспыхивать маленькие точечки. Она попыталась обойти инвалидное кресло хозяйки, но оно преграждало путь, заполонив весь дверной проем. Какая-то тень мелькнула в маленьком окне, будто кто-то снаружи наклонился и заглянул внутрь. Возможно, просто галлюцинация. Предобморочная. Вонь забирала у нее дыхание.
— В другой раз, Эдит,— просипела Кэтрин.